Вне всякого сомнения ей казалось, что в этом списке фигурировало имя ее брата, баронессы де Вибре, нотариуса Жерэна. Вдруг она вспомнила, что в списке была также и двойная фамилия. Фамилия, которая не была ей неизвестна.
— Барбе-Нантей, — воскликнула она вдруг, — да, мне кажется, что они тоже были в списке.
Удовлетворенная улыбка Жерома Фандора придала ей уверенности в этой роли ясновидящей, и девушка продолжала, давая волю своим мыслям:
— Да, действительно, теперь я точно уверена. Там даже была орфографическая ошибка — вместо Нантей было написано Нотей. Банкиры были третьими или четвертыми в списке, и сейчас я уверена в том, что баронесса де Вибре возглавляла его.
Была также и дата без какого-либо другого обозначения, состоящая из двух цифр. Единица, затем… погодите, цифра с хвостиком… то есть… это может быть либо пять, либо семь, либо девять… Но, какая из них, я вспомнить не могу. Были также и другие фамилии, которых я не знаю.
— Постарайтесь вспомнить, мадемуазель…
Наступило краткое молчание, в течение которого Жером Фандор мучительно пытался извлечь какое-либо заключение из сказанного девушкой. Под ее диктовку он записал фамилии в том порядке, в котором она их назвала, а затем переписал и разместил в уточненном порядке. Теперь он неотступно думал о трех вероятных цифрах: пятнадцати, семнадцати и девятнадцати. Но что они могли обозначать?
Вдруг его осенила какая-то мысль, и он достал свой ежедневник, открыв его на текущем месяце.
— Странно, — прошептал он, говоря тихо, как будто бы для себя самого. Именно 15-го мая было совершено загадочное ограбление на улице Четвертого Сентября… но не является ли это простым совпадением и нужно ли принимать во внимание эту деталь?
Да, несомненно, — продолжил он после небольшого размышления, — это может быть важно. В таком загадочном деле не бывает незначительных деталей. Каждая мелочь имеет свое значение.
Внезапно размышления Жерома Фандора были прерваны возгласом девушки.
— Я вспомнила фамилию, — воскликнула она, — что-то типа… Тома. Вам это ни о чем не говорит?
— Тома, — медленно повторил Жером Фандор, — нет, ни о чем…
Но внезапно его осенило, и он поднялся, вскочив со своего места.
— А не Томери ли это? — воскликнул он. — Томери… Не путаете ли вы Тома с Томери?
Девушка, несколько озадаченная, наморщила лоб и стала напрягать свою память.
— Может быть, — заявила она, — это очень возможно. Я отчетливо вижу первые буквы слова Том, написанные крупным почерком, а все остальное как-то расплывчато, но мне кажется, что конец слова длиннее, чем последний слог слова Тома.
Жером Фандор ее больше не слушал. Он встал с простенькой скамейки и, не обращая внимания на девушку, ходил взад и вперед по затененной аллее, разговаривая с самим собой в полголоса, следуя своей привычке, когда ему необходимо было уточнить свою мысль:
— Тома… это Томери; Жак Доллон, баронесса де Вибре, Барбе-Нантей, нотариус Жерэн — да это же все жертвы этой загадочной банды, которая действует в темноте… Да! Вот уж что непонятно… но мы уж с этим разберемся!
И он снова повернулся к девушке.
— Мы с этим разберемся, — воскликнул он с таким торжествующим видом и с таким светящимся от радости лицом, что Элизабет Доллон, несмотря на мучавшие ее сомнения, заулыбалась.
Сад, в котором они находились, был безлюден.
Он был наполнен тишиной и располагающим к отдыху спокойствием. Пели птицы, совсем несильный ветер слегка нагибал ветки кустарника, как бы лаская его…
Жером Фандор нежно смотрел на Элизабет. Смотрел очень нежно.
Взволнованная этим взглядом, девушка заулыбалась еще более растерянно…
— Мы уж с этим разберемся, — снова повторил Фандор, — вот увидите… я вам обещаю…
Их руки снова встретились в непроизвольном пожатии…
Они находились совсем близко друг к другу и сознавали, что переживают незабываемые мгновения…
Момент был для них очаровательно хмельным, и они оба были молоды…
Возможно, они немного потеряли реальное восприятие вещей?..
Элизабет даже не подумала сопротивляться, когда Жером Фандор слегка коснулся рукой ее плеча, наклонился к ней и, закрыв глаза, продолжительно поцеловал ее…
В действительности же это было безумием, только что совершенным журналистом, безумием, которое только что позволила Элизабет Доллон.
Они оба поняли это в ту же секунду и, оторванные от этого минутного сна, смущенно смотрели друг на друга, взволнованные, и поэтому желающие как можно скорее расстаться.
Еще отнюдь не время было говорить о любви. Загадки, с которыми они сражались, еще совершенно не были прояснены…
Они смогут стать самими собой лишь тогда, когда на все эти загадки прольется свет…
Пока они не принадлежали друг другу.
Жером Фандор, прощаясь с Элизабет, не захотел, чтобы она его провожала, а девушка, все еще дрожа от недавних объятий, не настаивала.
Но, когда журналист собирался пройти сквозь узенькую дверь, соединяющую монастырь с улицей, к нему подошла монахиня:
— Это вы — месье Жером Фандор?
— Да, сестра.
— Наша настоятельница желала бы с вами поговорить.
Журналист поклонился.
Несколько минут спустя в большую гостиную вошла настоятельница.
— Месье, — начала она, — извините меня за то, что позвала вас, но мне необходимо было с вами поговорить.
Жером Фандор прервал монахиню:
— А я хотел бы извиниться за то, что не пришел попрощаться с вами перед уходом. Знаете, я настолько взволнован, что даже не пришел поблагодарить вас за оказанную помощь.
Монахиня посмотрела на него вопросительным взглядом. Жером Фандор продолжил:
— Согласившись принять в качестве воспитанницы мадемуазель Элизабет Доллон, вы совершили, мадам настоятельница, акт благотворительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101