Когда она его отпустила, он подошел и перевернул тело Уорсоу.
— Три раза, — произнес он бесцветно. — Первый раз в передатчике, потом на насосной станции. А теперь — здесь. Кажется, я трачу все свое время, убивая одного-единственного мерзавца.
Бриди и Бриджетт вошли через главную дверь, навстречу потоку уходящих гостей.
— Бернар убит, — объявила Бриди. — Мы нашли его в подвале. А где другой Бернар?
— В ризнице, — ответила Джет. — Сидит в гардеробе священника. Это он придумал, чтобы я скинула его кресло. Он сказал, что я так же плохо прицелюсь из пистолета, как и его двойник, а креслом попасть все-таки легче.
— Неужели мне всю жизнь придется убивать его? — сказал Хэнзард вслух, хотя было ясно, что говорит он с самим собой. Потом он заметил окруживших его женщин.
— Уйдите, пожалуйста, все уйдите. Мне бы не хотелось видеть… ваши лица… когда ее…— Он отвернулся и пошел к алтарю, где лежала мертвая Бриджетта.
Джет пыталась что-то возразить, но Бриди ее остановила. Покорно кивнув, Джет поехала с пустым креслом в ризницу. Бриди и Бриджетт выволокли тело Уорсоу из церкви. Через пять минут Джет вернулась, чтобы спросить, надо ли им ждать Хэнзарда.
— Я хочу провести ночь здесь, — сказал Хэнзард, — со своей невестой.
Джет ушла. В церкви появились уборщики. Они подмели и вымыли пол, но не смыли кровавые пятна и не заметили валяющейся в проходе истрепанной книги “Война сержанта Уорсоу”.
Потух свет. В темноте Хэнзард наконец позволил себе заплакать. Много лет прошло с тех пор, когда из его глаз текли слезы. Хэнзард совсем разучился плакать.
Перед жестоким фактом смерти говорить нечего. Лучше будет, если мы, подобно трем женщинам, оставим Хэнзарда одного. Его горе, так же и его любовь, не может занимать слишком много места в нашем рассказе, который уже близится к концу.

Глава 15
Вольфганг Амадей Моцарт
Нельзя не сказать, до чего странной и противоречивой была скорбь Хэнзарда. Ведь та, которая умерла на его глазах, не была мертва. Мало того что она была жива, она была жива трижды! И хотя ни одна из Бриджетт не произнесла этих слов, все равно, ежедневный и неизбежный факт их присутствия (ее присутствия!) постепенно влиял на Хэнзарда. С одной стороны, постоянное напоминание только бередило его рану, но с другой, ему было все труднее убеждать себя, что утрата невосполнима.
Что касается уцелевшего Пановского и трех Бриджетт, то они приняли происшедшее довольно спокойно, .поскольку уже давно свыклись с мыслью о взаимозаменяемости.
Кроме того, еще одна мысль отрезвляла любое горе. Через неделю… через шесть дней… пять дней — будут мертвы все. Три оставшихся Бриджетты, Пановский и сам Хэнзард и все население реального мира. В какие бы бездны отчаяния ни опускался Хэнзард, но и там он продолжал ощущать, как одна за другой ускользают минуты и День Гнева подходит все ближе, словно стена тумана, наплывающая со стороны реки.
Вечером двадцать седьмого мая Пановский созвал всех к себе.
— Уважаемые сограждане! Перед нами встает вопрос: как мы проведем оставшееся время? Если кто желает, то в аптечке у Бриди можно найти небольшой запас ЛСД.
Хэнзард покачал головой.
— Я тоже полагаю, что пока не стоит, — согласился Пановский. — Хотя не будем зарекаться, возможно, мы и передумаем. Если кто-нибудь запаникует, он всегда может обратиться к этому лекарству. Я слышал, что наркотики полезны для неизлечимых раковых больных, а рак и атомная бомба у меня почему-то всегда ассоциировались. Кроме того, если кому-то станет невтерпеж, в подвале у нас сколько угодно хорошего бренди и шотландского виски. Но я бы очень серьезно предложил то, что советовал один расстрига-священник на тайном религиозном семинаре в концлагере моей юности. Если ты знаешь, что близок Судный День, занимайся повседневными делами. Все другие поступки отдают лицемерием. Что касается меня, я собираюсь пролистать математический трактат, который Берна? суб-первый только что прислал мне.
Совет был хорош, но Хэнзарду было не так-то просто следовать ему. Со смертью Бриджетты в его жизни “распалась связь времен”. Обыденность не могла привлечь Хэнзарда, зато колоссальность приближающейся катастрофы умаляла его личную скорбь. Не исключено, что именно это и привело его к решению неразрешимой задачи — каким образом спасти мир от войны и вместе с тем вернуть себе возможность вволю упиваться своим горем.
А может, ему просто повезло.
В любом случае в положении Хэнзарда не оставалось ничего иного, как слушать музыку. Поначалу он выбирал самые элегические опусы из фонотеки Пановского. “Песня Земли”, “Зимний путь”, “Торжественная месса”. Музыка поднимала его на тот уровень экзистенции, какого он никогда не знавал даже во времена подросткового “штурм унд дранг”. Казалось, что-то в Хэнзарде уже знало, что решение, которое он неосознанно ищет, скрыто за переменчивыми, серебристыми завесами мелодий. Хэнзард хотел обратиться к Баху, но в фонотеке Пановского были только скрипичные сонаты и “Хорошо Темперированный Клавир”. И вновь, хотя все еще неопределенно, он ощутил, что ключ к тайне уже близок, но когда Хэнзард пытался прикоснуться к нему, тот ускользал, как рыба ускользает в пруду от протянутой руки.
В конце концов, решение подсказал Моцарт. В первый же день, слушая “Дон Жуана”, Хэнзард почувствовал, как завеса распадается. Первым сигналом стало трио масок в конце первого акта, затем разрыв непрерывно расширялся, вплоть до предпоследнего эпизода, когда донна Эльвира появляется, чтобы прервать пирушку Дон Жуана. Тот насмехается над предупреждениями, Эльвира поворачивается, чтобы уйти… и кричит — в оркестре гремит мощный ре-минорный аккорд, — и в комнату входит Статуя Командора, чтобы утащить нераскаявшегося дона в ад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50