Я остановился, чтобы вслушаться, и, к великому своему изумлению и ужасу, услыхал приблизительно следующее: «Вот в высшей степени необычайная и удивительная история и чудесные приключения Калеба Уильямса. Вы узнаете, как он в первый раз ограбил своего хозяина, а потом возвел на него ложное обвинение, а также о том, как он много раз пробовал бежать из тюрьмы, пока наконец не бежал самым удивительным и невероятным образом, а также о его путешествиях по королевству под разными обличьями и о грабежах, которые он производил с самой отчаянной и смелой шайкой разбойников, и о том, как он явился в Лондон, где, можно думать, и теперь спокойно пребывает, – с верной и правдивой копией объявления, отпечатанного и опубликованного одним из самых главных его величества государственных секретарей и предлагавшего награду в сто гиней за его поимку. Все за полпенни!»
Пораженный ужасом при этих ошеломляющих и страшных выкриках, я все-таки нашел в себе смелость подойти к этому человеку и купить у него листок. С решимостью отчаяния я жаждал точно узнать, каково создавшееся положение вещей и чего мне следует ожидать. Я отошел немного и, не имея сил сдерживать дольше свое волнение и нетерпение, ухитрился прочесть большую часть листка под фонарем в конце узкого переулка. Я обнаружил, что объявление заключает в себе больше подробностей, чем обычно можно ожидать от такого рода изданий.
Я был приравнен к самым знаменитым взломщикам в искусстве проникать сквозь стены и двери и к самым отъявленным мошенникам – в двуличии, умении вводить в обман и изменять наружность. В конце было помещено объявление, которое Ларкинс приносил к нам в лесной притон. Все мои переодевания, вплоть до последней тревоги, которую подняла благодаря своей предусмотрительности миссис Марней, были точно перечислены, и жителям предлагалось остерегаться человека странной и причудливой наружности, ведущего замкнутый и уединенный образ жизни. Из этого листка я также узнал, что моя прежняя квартира в тот же вечер, когда я оставил ее, подверглась обыску, а миссис Марней отправлена в Ньюгейтскую тюрьму за то, что не сообщила о преступнике.
Последнее обстоятельство глубоко огорчило меня. Мои собственные страдания не заглушили сочувствия к ней. Как жестока и невыносима была мне мысль, что я не только сам являюсь предметом неустанного гонения, но даже общение со мной заразно и каждый, оказавший мне помощь, навлекает на себя несчастье! Моим первым чувством было желание испытать на себе злейшие козни врагов, лишь бы спасти этим способом от тревог и гибели эту превосходную женщину. Позже я узнал, что миссис Марней освободили из заточения благодаря вмешательству ее знатной родственницы.
Впрочем, в то время мое сочувствие миссис Марней было поверхностным. Более настоятельное и неотложное обстоятельство требовало моего внимания.
С какими чувствами раздумывал я над этим листком? Каждое слово его вселяло отчаяние в мое сердце. Явная опасность, которой я так страшился, была бы, может быть, менее страшной. Она положила бы конец тому постоянному ужасу, жертвой которого я стал. Переодевание уже оказывалось ненужным. Множество народа в любом районе столицы, почти в каждом доме, будет склонно подозрительно оглядывать всякого попавшего в поле их наблюдения незнакомца, в особенности одинокого. Награда в сто гиней назначалась для усиления их жадности и проницательности. Теперь уже не одни сыщики с Боу-стрит, а миллионы людей были вооружены против меня. А у меня не было прибежища, в котором, наверно, никто никогда так сильно не нуждался, – хотя бы в лице одного человека, с которым я мог бы поделиться своими тревогами и который мог бы укрыть меня от взоров ненасытного любопытства.
Могло ли что-нибудь превзойти ужас этого положения? Сердце мое бешено билось, грудь вздымалась, я задыхался.
«Значит, этим гонениям не будет конца! – говорил я себе. – Мои неустанные и долгие труды ни к чему не привели. Выхода нет! Даже время, которое излечивает все остальные недуги, делает мое положение все более отчаянным. К чему же, – воскликнул я, внезапно увлеченный новым течением мыслей, – к чему продолжать борьбу? В смерти я найду по крайней мере спасение от своих гонителей. Я могу похоронить себя и следы своего существования в забвении, оставив таким путем вечные сомнения и постоянно возвращающиеся страхи в наследие тем, кто находит утешение только в том, чтобы преследовать меня!»
Эта мысль доставила мне отраду, и я поспешил к Темзе, чтобы немедленно привести в исполнение свое намерение. Мое душевное состояние было таково, что я почти перестал замечать окружающее. Я уже не чувствовал болезненной слабости, а с неудержимым пылом стремился вперед. Я проходил одну улицу за другой, не замечая, в каком направлении иду. Пробродив не знаю сколько времени, я очутился на Лондонском мосту. Я поспешил к лестнице и увидел, что река покрыта судами.
«Ни одно живое существо не должно видеть меня в то мгновение, когда я исчезну навсегда», – подумал я. Это потребовало размышления. После моего первого отчаянного решения прошло некоторое время. Способность соображать начала возвращаться. Вид кораблей подсказал мне мысль еще раз попробовать покинуть родину.
Я справился и скоро узнал, что самый дешевый проезд я могу получить на судне, ошвартованном близ Тоуэра и отплывающем через несколько дней в Мидльбург, в Голландию. Я тотчас же поднялся бы на борт и постарался уговорить капитана, чтоб он разрешил мне остаться на корабле до отплытия. Но, к несчастью, у меня в кармане не было достаточной суммы для уплаты за проезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140