»
ГЛАВА V
Единственное правило, которое я соблюдал, выбираясь из леса, заключалось в том, чтобы держаться направления, по возможности обратного тому, которое вело к месту моего недавнего заточения. После двух часов ходьбы я дошел до края этой суровой местности и вступил в ту часть страны, которая возделана и пересечена изгородями. Тут я уселся возле ручья и, вытащив ломоть хлеба, который захватил с собой, отдохнул и подкрепился. Сидя там, я стал обдумывать, как мне действовать дальше; и как это уже было однажды, я остановился на столице, которая, на мой взгляд, кроме других своих преимуществ, являлась самым подходящим местом для того, чтобы там укрыться. Пока я размышлял таким образом, я увидел двух крестьян, проходивших невдалеке, и спросил у них, как идти на Лондон. Из их объяснения я понял, что лучше всего пересечь часть леса, оказавшись при этом гораздо ближе к главному городу графства. Я не думал, что это обстоятельство могло иметь большое значение, так как надеялся, что мой наряд достаточно предохраняет меня от опасных неожиданностей. Поэтому я пошел по тропинке, которая хоть и не совсем прямо, но все-таки вела к указанному мне пункту.
Кое-что из событий этого дня заслуживает упоминания. Выйдя на дорогу, по которой мне надо было пройти несколько миль, я увидел, что навстречу мне едет карета. Одно мгновение я колебался, пропустить ли ее, не привлекая внимания, или воспользоваться случаем, чтобы испробовать себя голосом или жестом в новом ремесле. Но эта пустая затея тотчас же выскочила у меня из головы, как только я увидел, что это карета мистера Фокленда. Неожиданность встречи потрясла меня, хотя по спокойном размышлении было бы, пожалуй, трудно найти основание для особых опасений. Я сошел с дороги и притаился за изгородью, пока карета не проехала. Я был слишком поглощен своим волнением, чтоб решиться проверить, сидит ли в карете страшный враг моего покоя или нет. Я убедил себя, что он там сидит.
Я посмотрел вслед карете и воскликнул: «Там – роскошь и жизненные удобства, спутники преступления, а здесь – заброшенность и нищета, удел невинности».
Я был неправ, воображая, что нахожусь один в таком положении. Упоминаю об этом только для того, чтобы показать, что, когда человек в беде, самое обыкновенное обстоятельство может переполнить его горькую чашу. Впрочем, это была лишь мимолетная мысль. Я извлек из своих страданий тот урок, что не следует ублажать себя жалобами. Едва я успокоился, я стал себя спрашивать: может ли только что наблюдавшееся мною явление иметь какое-нибудь отношение ко мне? Но хотя ум мой и был очень пытлив и гибок, я не мог найти достаточных данных для ответа.
Когда стемнело, я вошел в небольшую харчевню на краю селения и, усевшись на кухне, спросил немного хлеба и сыра. Пока я ужинал, трое или четверо земледельцев зашли подкрепиться после дневных трудов. Представление о неравенстве состояний проникает во все слои общества. И так как вид был у меня более убогий и жалкий, чем у них, я решил, что мне следует уступить место этим знатным завсегдатаям сельской харчевни, и отодвинулся подальше, в темный угол. Я был удивлен и немало поражен, услыхав, что они тотчас же стали толковать о моей истории, слегка изменяя подробности и называя меня «знаменитым взломщиком Кит-Уильямсом».
– Черт его возьми совсем, этого малого! – сказал один из них. – Только о нем и слышно. Кажется, о нем толкует вся страна.
– Это правда, – поддержал другой. – Я был сегодня в городе на базаре, возил продавать хозяйский овес. Сколько там было шума и крика! Думали, что его схватили, да вышла ошибка.
– Сто гиней – славная штучка, – снова заговорил первый. – Я был бы не прочь, чтобы они достались мне.
– Что и говорить! – сказал его приятель. – Сто гиней мне тоже пришлись бы по вкусу, как всякому другому. А все-таки я не согласен с тобой. Думается, не принесут добра и деньги, если ты ради них довел христианскую душу до виселицы.
– Ну, рассказывай бабушкины сказки! Надо же кого-нибудь вешать, чтобы вертелось колесо чиновничьей машины! Да и то сказать: я простил бы парню все его грабежи, но если он до того зачерствел, что под конец ограбил дом своего хозяина, – это уж последнее дело.
– Господи! – воскликнул другой. – Ничего-то ты, я вижу, не знаешь об этом деле. Я тебе расскажу, как оно было, в городе слыхал. Еще неизвестно, ограбил ли он своего хозяина, вот что. Да ты, поди, помнишь этого сквайра, мистера Фокленда. Его еще судили за убийство…
– Ну да, знаю.
– Так вот, в убийстве он был неповиннее новорожденного младенца. Да и вообще он человек мягкого характера. А этот Кит-Уильямс – дьявольски хитрый парень – раз пять из тюрьмы бежал, по одному этому видно, – так вот, говорю, Кит-Уильямс грозился опять потащить своего хозяина в суд, и запугивал его, и деньги с него тянул, несколько раз получал. Но под конец сквайр Форстер, родня тому, все выведал. Ну и поднял он шум! Уильямс оглянуться не успел, как в тюрьму угодил. И надо думать, повесили бы его, потому как если два сквайра стакнутся, так уж закон не закон – все одно… а не то они и закон перевернут по-своему, не знаю уж как… Да не все ли равно, если из бедняги и дух вон…
История была рассказана очень обстоятельно и с достаточными подробностями, но все-таки полной веры не заслужила. Каждый стоял на своем, и спор затянулся, долгий и упорный. В конце концов историки и комментаторы удалились. Страх, овладевший мной в начале этого разговора, был безмерен. Я искоса взглядывал то на одного, то на другого, чтобы убедиться, не привлекаю ли я их внимания. Я дрожал как в лихорадке и вначале испытывал настойчивое желание выйти из дома и пуститься бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140