Сколько у нас золота, серебра, шелков, счесть невозможно! Управляющий, приказчики, служанки видят, что мы никогда ничего не покупаем, а только продаем, и это вызывает у них недоумение. Поэтому, прошу тебя, не приближайся больше к лавке. Ведь если кто узнает, как мы на самом деле приобретаем товары, беды не миновать.— Отец, я никогда не вхожу в лавку, лишь изредка слушаю из внутренней комнаты, как идет торговля, — сказала Юнъэр.— Вот и хорошо, — кивнул отец.С этого дня они взяли за правило продавать только то, что лежало на полках. Если же покупатель не находил нужного товара, его отсылали к другому торговцу. Юнъэр больше не приближалась к лавке, и Ху Хао успокоился.Так прошло более месяца, и Ху Хао вдруг подумал:«Все это время я только тем и занят, что торгую, а о дочке и думать забыл. А ведь за девушками нужен глаз да глаз. Вдруг она ведет себя нескромно и служанки пронюхали об этом? Тут-то бед и не оберешься!..»И он решил тайком подсмотреть, чем занимается дочь. Заглянул в гостиную — Юнъэр там не было, обошел жилые комнаты — тоже нет. Прошел во внутренний сад — и там нет. Лишь проходя мимо дровяного сарая, он обратил внимание на то, что дверь распахнута.«Может, она там?» — мелькнуло у него в голове.Ху Хао потихоньку вошел в сарай и увидел, что Юнъэр сидит на скамеечке, перед нею на полу стоит чашка с водой, а в руках у нее — красная тыква-горлянка.«Не могла найти себе места получше! — подумал Ху Хао. — Что она здесь делает?»Ху Хао притаился, чтобы не спугнуть дочь, и стал наблюдать. Между тем Юнъэр открыла горлянку и высыпала на пол сотни две красных бобов и столько же рисовых соломинок, каждую длиной с вершок. Затем прочитала заклинание, набрала в рот воды, брызнула и воскликнула: «Живо!» И тотчас же бобы и соломинки превратились в игрушечных воинов и коней: воины в красных доспехах и шлемах, с красными знаменами и значками; кони — огненно-рыжей масти. Воины вскочили на коней и выстроились рядами.«Ведь только недавно наказывал ей прекратить занятия колдовством, а она опять за свое! — с недовольством подумал Ху Хао. — Что она еще затеяла?»А Юнъэр уже взяла белую горлянку и высыпала на пол белые бобы. И все повторилось сначала: войско в белом выстроилось напротив войска в красном.У Ху Хао все заплясало перед глазами, ему показалось, что он видит кошмарный сон.Тем временем Юнъэр вытащила из прически золотой гребень и воскликнула: «Превратись!» Гребень тотчас, превратился в драгоценный меч. Тогда девушка взмахнула им в сторону войск и скомандовала: «Сражайтесь!» Оба войска ринулись друг на друга, и завязалось такое ожесточенное сражение, что шум и крики достигли самих небес.«Хорошо, что я первый это увидел! — в ужасе подумал Ху Хао. — Будь на моем месте кто другой, мне несдобровать. Нет, надо действовать решительно и не смотреть на то, что она моя дочь!»Он выскочил из сарая, нашел на кухне тесак для рубки мяса и побежал обратно. Юнъэр все еще командовала сражением. Лишь убедившись, что ни одна из сторон не может взять верх, она подала знак прекратить бой и скомандовала: «Исчезните!» Воины и кони мгновенно превратились в бобы и соломинки. Девушка наклонилась, чтобы собрать их и спрятать в горлянки, и в это время Ху Хао взмахнул тесаком. Голова отделилась от туловища, и мертвое тело рухнуло на пол. Для душ небесных сына с отцомнестерпимо насилие,Но чтобы пресечь путь колдовству,они не жалеют усилий.Они способны войска жалеть,рассеивающиеся, как тучи,Но полководца не могут спасти —гибнет герой могучий. При виде того, что он наделал, Ху Хао охватили ужас и горе. Отшвырнув тесак, он оттащил труп в дальний угол сарая, прикрыл его всяким хламом, затем запер дверь на замок и, пошатываясь, словно пьяный, направился в лавку.«Я совершил преступление! — думал он. — Дочка нам сделала столько добра, а я так жестоко с ней обошелся!. И все же во всем винить меня одного тоже нельзя. Дай я ей поблажку, чего доброго, и сам угодил бы под суд. Хорошо, что хоть избавился — спокойнее будет... Только вот как быть с ее матерью? Представляю, как она разбушуется, когда все узнает!»Весь день Ху Хао не находил себе места, а вечером, когда приказчики ушли, приказал служанкам:— К ужину подайте вина, мы с госпожой сегодня желаем выпить вдвоем.Сев за стол, супруги поначалу и словом не обмолвились о дочери. Когда же выпили по нескольку чарок вина, Ху Хао вдруг опустил голову, и по его щекам покатились слезы.— Что с тобой? — удивилась жена. — Плачешь без причины!— Причина есть, — сказал муж. — Доченька нам сделала столько добра, а я, увидев, что она занимается дурным делом, вспылил и чересчур жестоко обошелся с нею. Ты уж на меня не сердись!— Что ты болтаешь? Каким это дурным делом она занималась? — недоумевала жена.Когда Ху Хао рассказал, что произошло днем, жена в отчаянии принялась колотить себя в грудь, затопала ногами и разразилась горестными воплями:— И у тебя хватило смелости поднять руку на свое дитя! Ты, видно, позабыл, как три года назад мы жили в приюте для бедняков? Да если бы не дочка, мы бы по сей день мерзли и голодали, а не жили бы в достатке, как сейчас...— Я тогда совсем потерял рассудок и не соображал, что делаю, — оправдывался Ху Хао. — Не сердись, давай лучше подумаем, как жить дальше.— Ты убил мою дочь, и я должна с этим мириться? — выкрикнула жена, но тут же заколебалась. — Однако постой, я только что видела ее в спальне. Когда ты, говоришь, убил ее?— Днем.— Днем, говоришь, ну-ка подожди здесь — я тебе сейчас кое-что покажу...Жена вышла, а через некоторое время вернулась, таща за руку упирающуюся полураздетую девушку. Ху Хао растерялся:— Дочь?! Я же сам тебя сегодня зарубил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154