Я добьюсь того, что заслужу имя бдительного стража.
Входит парень с кружкой и в зеленом платье, как обыкновенно ходят сборщики подаяний для икон.
П а р е н ь. Подайте, ради господа, на лампаду на масло святой Люсии, и сохранит она зрение очей ваших. Эй, хозяйка! Подадите милостыню?
С о л д а т. Эй, друг, святая Люсия, подите сюда! Что вам нужно в этом доме?
П а р е н ь. Разве вы, ваша милость, не видите? Милостыню на лампаду на масло святой Люсии.
С о л д а т. Да вы просите на лампаду или на масло для лампады? Вы говорите: «милостыню на лампаду на масло», и выходит, как будто вы просите на масляную лампаду, а не на лампадное масло.
П а р е н ь. Да уж это всякому понятно, что я прошу на масло для лампады, а не на масляную лампаду.
С о л д а т. И вам всегда подают здесь?
П а р е н ь. Каждый день по два мараведи.
С о л д а т. А кто выходит подавать?
П а р е н ь. Да кто случится; но чаще всех выходит судомоечка, которую зовут Кристиной, хорошенькая, золотая девушка.
С о л д а т. Вот как: «судомоечка хорошенькая, золотая»?
П а р е н ь. Жемчужная.
С о л д а т. Так, значит, вам нравится эта девочка?
П а р е н ь. Да будь я хоть деревянный, и то она не может мне не понравиться.
С о л д а т. Как ваше имя? Не все же мне звать вас святой Люсией?
П а р е н ь. Меня, сеньор, зовут Андрес.
С о л д а т. Ну, сеньор Андрес, слушайте, что я скажу вам! Вот вам восемь мараведи; это ровно столько, сколько подадут вам в четыре дня в этом доме и что обыкновенно выносит вам Кристина, и ступайте с богом! Предупреждаю вас, что четыре дня вы не должны показываться у этих дверей ни за что на свете; иначе я переломаю вам пинками ребра.
П а р е н ь. Да я весь месяц не приду, если только помнить буду. Не беспокойтесь, ваша милость, я ухожу. (Уходит.)
С о л д а т. Не дремли, бдительный страж!
Входит другой парень, разносчик, торгующий полотном, нитками, тесемками и другим подобным товаром.
Р а з н о с ч и к (кричит) . Кому нужно тесемок, фландрских кружев, полотна голландского, кембрейского, португальских ниток?
К р и с т и н а (из окна) . Эй, Мануэль! Есть вышитые воротники для рубашек?
Р а з н о с ч и к. Есть самые лучшие.
К р и с т и н а. Войди, моей сеньоре их нужно. (Отходит от окна.)
С о л д а т. О звезда моей погибели, а прежде путеводная полярная звезда моей надежды! Эй, тесемки или как вас там зовут! Вы знаете эту девушку, которая вас кликала из окна?
Р а з н о с ч и к. Знаю; но зачем вы меня об этом спрашиваете?
С о л д а т. Не правда ли, что у ней очень хорошенькое личико и что она очень мила?
Р а з н о с ч и к. Да, и мне тоже кажется.
С о л д а т. Ну, а мне тоже кажется, что вы не войдете в этот дом; иначе, клянусь богом, я разобью вам зубы, так что ни одного живого не останется.
Р а з н о с ч и к. Как же мне нейти туда, куда меня зовут? Ведь я торгую.
С о л д а т. Убирайся, не возражай мне! А то будет сделано то, что тебе сказано, и сейчас же.
Р а з н о с ч и к. Вот какое ужасное происшествие! Успокойтесь, сеньор солдат, я ухожу. (Уходит.)
К р и с т и н а (из окна) . Что ж ты нейдешь, Мануэль?
С о л д а т. Мануэль бежал, владычица воротников и всяких петель, живых и мертвых, которые на шею надеваются, потому что ты имеешь власть надевать их и затягивать.
К р и с т и н а. Боже! Что за постылое животное! Чего тебе еще нужно в этой улице и у нашей двери? (Скрывается.)
С о л д а т. Померкло мое солнце и скрылось за облака.
Входит башмачник, в руках пара новых туфель; хочет войти в дом и встречается с солдатом.
С о л д а т. Добрый сеньор, вам нужно кого-нибудь в этом доме?
Б а ш м а ч н и к. Да, нужно.
С о л д а т. А кого, если можно спросить?
Б а ш м а ч н и к. Отчего ж нельзя? Мне нужно судомойку из этого дома; я принес ей туфли, которые она заказывала.
С о л д а т. Так, значит, вы ее башмачник?
Б а ш м а ч н и к. Да, я уж много раз шил для нее.
С о л д а т. Она примеривать будет эти туфли?
Б а ш м а ч н и к. Не нужно; они на мужскую ногу, — она всегда такие носит; так она их прямо наденет.
С о л д а т. Заплачено за них или нет?
Б а ш м а ч н и к. Нет еще; да она сейчас заплатит.
С о л д а т. Не сделаете ли вы мне милость, и очень большую для меня? Поверьте мне эти туфли в долг; я заплачу вам, что они стоят, через два дня, потому что я надеюсь получить очень много денег.
Б а ш м а ч н и к. Конечно, поверю. Пожалуйте что-нибудь в залог; я бедный ремесленник и не могу верить на слово.
С о л д а т. Я дам вам зубочистку, которую ценю очень высоко и не продам даже за скудо. Где ваша лавочка, чтобы мне знать, куда принести деньги?
Б а ш м а ч н и к. На длинной улице, у одного из столбов; а зовут меня Хуан Хункос.
С о л д а т. Сеньор Хуан Хункос, вот вам зубочистка, цените ее дорого, потому что это вещь моя.
Б а ш м а ч н и к. Как, эту спичку, которая не стоит и двух мараведи? И вы хотите, чтоб я ценил ее дорого?
С о л д а т. Ах, боже мой! Но ведь я вам даю ее только для собственной памяти; потому что, как только я руку в карман и не найду там спички, я вспомню, что она у вас, и сейчас пойду выкупать ее. Верьте солдатскому слову, что ни за чем другим, а только за этим я и отдаю ее вам. Но если вам не довольно, так я прибавлю еще эту перевязь и эти очки: хороший плательщик все может отдать в заклад.
Б а ш м а ч н и к. Я хоть и башмачник, а человек учтивый и не осмелюсь лишить вашу милость ваших драгоценностей. Пусть они уж останутся при вас, а при мне останутся мои туфли; так-то будет гораздо складнее.
С о л д а т. Какой номер этих туфлей?
Б а ш м а ч н и к. Без малого пять.
С о л д а т. И я тоже без малого человек, о туфли сердца моего! Потому что у меня нет шести реалов, чтобы заплатить за вас. Послушайте, ваша милость, сеньор башмачник; я хочу импровизировать на эту мысль, которая пришла мне в голову в форме стиха:
1 2 3 4 5