Завтрак закончился, как обычно кончаются завтраки. Разговор замер, собеседники начали играть своими ложечками. Джентльмены поглядывали в окна, бродили по комнате и, оказавшись около двери, исчезали один за другим. Тибс, по приказанию жены, удалился в буфетную, чтобы проверить недельный счет зеленщика, и, наконец, миссис Тибс и миссис Блосс остались одни.
— Господи боже мой, — заговорила последняя, — я чувствую ужасную слабость. Как странно! (Что действительно было странно, принимая во внимание поглощенные ею за утро четыре фунта всяких яств.) Между прочим, — продолжала миссис Блосс, — я еще не видела этого мистера… как бишь его?
— Мистера Гоблера? — подсказала миссис Тибс.
— Да.
— О! — сказала миссис Тибс. — Это таинственный человек. Завтрак, обед и ужин посылаются ему наверх, и он иногда неделями не выходит из своей комнаты.
— Я его не видела и не слышала, — повторила миссис Блосс.
— Сегодня вечером услышите, — ответила миссис Тибс. — По вечерам в воскресенье он обычно стонет.
— Меня никогда никто так не интересовал! — воскликнула миссис Блосс.
Тихий двойной стук прервал их разговор. Доложили о докторе Уоски, который затем и появился в гостиной. Это был низенький толстяк с красным лицом, одетый, разумеется, в черное и носивший белый накрахмаленный шейный платок. У него была прекрасная практика и недурной капиталец, который он накопил, неизменно потакая самым нелепым фантазиям всех женщин всех семей, куда его приглашали. Миссис Тибс выразила намерение удалиться, но ее попросили остаться.
— Ну-с, милая дама, как мы себя чувствуем? — осведомился Уоски сладким голосом.
— Плохо, доктор, очень плохо, — еле слышно ответила миссис Блосс.
— А! Нам надо поберечься, надо непременно следить за собой, — сказал угодливый Уоски, щупая пульс своей интересной пациентки. — Как наш аппетит?
Миссис Блосс покачала головой.
— Наш уважаемый друг нуждается в самом заботливом уходе, — отнесся Уоски к миссис Тибс, которая, разумеется, выразила полное согласие. — Впрочем, полагаясь на всеблагое провидение, я надеюсь, что с нашей помощью она еще поправится.
Миссис Тибс попыталась представить себе, на что будет похожа пациентка, когда она еще поправится.
— Мы должны принимать порошочки, — сказал хитрый Уоски. — А кроме того, обильное питание, и самое главное — беречь наши нервы; нам ни в коем случае нельзя поддаваться нашей чувствительности. Мы должны пользоваться всем, чем можем, — заключил доктор, пряча гонорар, — и не волноваться.
— Милейший человек! — воскликнула миссис Блосс, когда доктор уже садился в свой экипаж.
— Очаровательный! Такой галантный! — ответила миссис Тибс, и колеса загремели, увозя доктора Уоски дурачить других страждущих дам и прикарманивать новые гонорары.
Поскольку мы уже ранее имели случай описать обед в пансионе миссис Тибс и поскольку все обеды там бывали обычно похожи один на другой, мы не будем утомлять наших читателей подробностями хозяйственной жизни этого заведения и прямо перейдем к событиям, сообщив предварительно, что таинственный обитатель задней гостиной был ленивым себялюбцем и ипохондриком, который все время жаловался на свое здоровье и никогда не болел. Его характер во многом напоминал характер миссис Блосс, и поэтому между ними вскоре завязались самые дружеские отношения. Мистер Гоблер был высок, худ и бледен, вечно воображал, что у него что-то болит, и его брюзгливое лицо постоянно морщилось; короче говоря, он был похож на человека, которого насильно заставили опустить ноги в таз со слишком горячей водой.
На протяжении двух-трех месяцев после появления миссис Блосс на Грейт-Корэм-стрит Джон Ивеисон изо дня в день становился все более злобным и язвительным; кроме того, в его манерах появилась еще большая внушительность, которая ясно показывала, что он, по его мнению, сделал какое-то открытие и ждет только удобного случая, дабы им поделиться. Случай этот, наконец, представился.
Как-то вечером обитатели пансиона, собравшись в большой гостиной, предавались обычным занятиям. Мистер Гоблер и миссис Блосс играли в криббедж за карточным столиком возле среднего окна; мистер Уисботл у фортепьяно описывал полукруги на вращающейся табуретке, листая ноты и мелодично напевая; Альфред Томкинс сидел за круглым столом и, усердно растопырив локти, набрасывал карандашом голову, значительно превосходившую размерами его собственную; О'Блири читал Горация, старательно делая вид, что все понимает; а Джон Ивенсон подсел к рабочему столику миссис Тибс и полушепотом вел с ней серьезный разговор.
— Уверяю вас, миссис Тибс, — говорил радикал, прижимая указательным пальцем муслин, над которым она трудилась, — уверяю вас, что только мое искреннее желание быть вам полезным заставило меня рассказать об этом. Повторяю, я весьма опасаюсь, что Уисботл пытается добиться благосклонности этой молодой женщины — Агнес — и что он постоянно встречается с ней в кладовой второго этажа над крыльцом. Вчера из своей комнаты я отчетливо слышал там голоса. Я немедленно открыл дверь и тихонько прокрался на площадку; там я застал мистера Тибса, которого, как видно, тоже потревожили… Боже мой, миссис Тибс, вы меняетесь в лице!
— Нет, нет, пустяки, — поспешно возразила миссис Тибс, — просто в комнате жарко.
— Она красная! — воскликнула миссис Блосс за карточным столиком. — Бубны — моя счастливая масть.
— Если бы я поверила, что это мистер Уисботл, — помолчав, продолжала миссис Тибс, — он немедленно оставил бы мой дом.
— А дама? — снова донесся голос миссис Блосс.
— А если бы я поверила, — с угрозой добавила хозяйка, — если бы я поверила, что ему помогает мистер Тибс…
— Валет бит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83