В сундуке хранились книги русских писателей Достоевского, Толстого, Чехова и других. Но было и несколько номеров журнала «Нива» с рассказами А. Конан-Дойла о сыщике Шерлоке Холмсе. Я зачитывался ими.Необыкновенные способности Шерлока Холмса в раскрытии преступлений не только поразили меня, но и дали соответствующее направление мыслям: я твердо решил стать таким, как он.А рос-то я в городе. Когда мне было четыре года от роду, семья перебралась сначала в Спас-Клепики, а затем и в Москву, где в 1941 году я окончил семь классов школы № 600, незадолго до того выстроенной на Бутырской улице. Учился я хорошо и охотно.Когда немцы подошли к Москве, я вместе с другими жителями строил бомбоубежище во дворе дома № 46 по Новослободской улице, рыл окопы и противотанковые рвы вокруг Москвы, был несколько раз под бомбежкой.В критический для столицы момент семья была эвакуирована . Мы оказались на родине, в селе Тюково, где я убирал картофель, занимался другими обычными крестьянскими работами. Жили бедно, голодно и холодно. Согревали душу только книги из заветного сундука дяди Степана.Рвался в Москву. Улучшив момент, захватил с собой полпуда ржи и убежал на станцию, чтобы уехать в Москву. Еле-еле добрался в столицу, преодолев милицейские и воинские заслоны.Поселился я у товарища, с которым вместе договорились бежать на фронт. Готовили сухари и другие припасы. Но его родители предотвратили этот наш «подвиг», предложив проявлять патриотизм в тылу, пока не подрастем.К этому времени вышло постановление правительства о создании спецшкол для подготовки юношей в артиллерийские училища. Я и пятеро моих дружков подали заявления в 5-ую Московскую артиллерийскую спецшколу и без особых осложнений были приняты. А уже через день эшелон со школьниками был отправлен в город Ишим Тюменской области. Там нас рассортировали: старших школьников отправили сразу в артиллерийские училища. Мне выпало пробыть в этой спецшколе еще два года.Разместили нас в доме бывшей семинарии — помещении большом, холодном, мрачном и запущенном. Отапливали мы его сами: дрова возили из леса, пилили, кололи и топили многочисленные печи.Учили нас хорошо. Преподавательский состав был весь из Москвы — специалисты отменные и требовательные.Жили дружно, ссор и драк не помню. А вот голод чувствовался. Ежедневно получали 500 граммов черного хлеба и кружку кипятку. На обед —чашка галушек ( заваренных в кипятке комков черной муки ). Кто мог, покупал кое-какие продукты на рынке, в основном хлеб и картошку.В бане мылись редко, и донимали нас вши, избавиться от которых было невозможно. Некоторые умельцы приспособились прямо на уроках устраивать «вшивые» гонки. Победитель получал от побежденного пайку хлеба.Были и другие развлечения, подобные тем, о которых рассказал Н.Г. Помяловский в «Очерках бурсы».В конце 1944 года школа № 5 вернулась в Москву, ученики стали готовиться к выпускным экзаменам на аттестат зрелости, введенный впервые в 1945 году.По окончанию школы я был направлен в 1-ое Московское минометно-артиллерийское гвардейское училище, которое окончил в 1947 году.После этого я служил в разных артиллерийских частях Московского военного округа, в должности командира взвода.Перспектива службы в артиллерии в мирное время не радовала. Образ Шерлока Холмса не забывался… Помог случай. Проходя службу в артполку Кантемировской танковой дивизии в Нарофоминске, я на два месяца был прикомандирован дознавателем в Военную прокуратуру этой дивизии. Возглавлял ее молодой энергичный подполковник юстиции Аралов. Следователь был в отпуске, и Аралов сходу поручил мне ряд материалов по различным происшествия, в том числе — о гибели солдата, погибшего под Гжатском в одной из частей, занимавшихся разминированием немецких "подарков ". Прибыв туда с предписанием прокурора, я осмотрел место происшествия и труп погибшего. Провел ряд следственных действий и точно установил, что солдат погиб от наезда на него грузовика, когда уснул на посту. Но такой вывод не устраивал командира части. Он настаивал, что солдат погиб при разминировании, и требовал от меня признать это, прозрачно намекая на плохие для меня последствия в противном случае.Я отказался идти на обман и все материалы со своими выводами доложил прокурору. Факт был очевиден и не вызвал у прокурора сомнений. Доложили командиру дивизии генералу Якубовскому, который строго наказал командира части за гибель солдата.После этого случая Аралов без особых опасений привлекал меня к проверке других серьезных материалов о кражах, изнасилованиях, дезертирстве.После окончания срока работы дознавателем по рекомендации Аралова я был переведен из Нарофоминска в Главную военную прокуратуру, а оттуда в Петрозаводск, в прокуратуру Северного военного округа, сначала на должность секретаря, а вскоре — военного следователя Сортавальского гарнизона. Прокурором там был в это время подполковник Бутрин, опытный юрист, обучавший меня премудростям следствия. Но учеба продолжалась недолго — он ушел в отпуск, оставя меня одного.Уезжая в Сочи, предложил мне сначала разобраться с уголовными делами, так как следователя в прокуратуре не было давно, и дела эти лежали мертвым грузом.Буквально на третий день после моего прибытия в Сортавалу был обнаружен в гостинице труп капитана, прибывшего из Германии. Ужасная картина: горло перерезано, на полу лужа крови, в которой валяется опасная бритва. Рядом сумка и вещи умершего. Милиция не стала заниматься этим делом и в помощи мне, тогда еще «чужаку», отказала.Рассматривались разные версии: самоубийство, убийство, несчастный случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88