ibid. S. 951–952.

].Поскольку это «согласование» могло длиться до греческих календ, то становилась очевидной явная незаинтересованность Гитлера в дальнейшем обсуждении поднятых на переговорах вопросов. Подобное предположение подтверждается, во-первых, директивой ОКВ №18 от 12 ноября 1940 г., в которой, в частности, говорилось: «Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начаты. Независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры, продолжать все приготовления в отношении Востока, приказ о которых уже был отдан ранее устно»[ Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. М., 1973. Т. I. С. 735.

].Во-вторых, во всей последующей переписке между Москвой и Берлином вплоть до 22 июня 1941 г. этой теме не было уделено ни единой строчки. Правда, при одном исключении – в меморандуме от 21 июня 1941 г. агрессию против Советского Союза Риббентроп оправдывал советским нарушением договоренностей с Германией. Касаясь переговоров в Берлине, германский министр заявил, что «СССР, вопреки сделанным по заключении договоров декларациям о том, что он не желает большевизировать и аннексировать страны, входящие в его сферы влияния, имел целью расширение своего военного могущества в западном направлении везде, где это только казалось возможным, и проводил дальнейшую большевизацию Европы. Действия СССР против Прибалтийских государств, Финляндии и Румынии, где советские притязания распространились даже на Буковину, продемонстрировали это достаточно ясно. Оккупация и большевизация Советским Союзом предоставленных ему сфер влияния является прямым нарушением московских соглашений, хотя Имперское правительство в течение какого-то времени и смотрело на это сквозь пальцы». Далее в меморандуме германское правительство обвинило Советский Союз в том, что на переговорах в Берлине он предъявил новые требования, в частности гарантии Болгарии, военные базы в Проливах и «полное поглощение Финляндии», что «не могло быть допущено Германией»[ ADAP. Serie D. Band XII 2. S. 887–888.

].Таким образом, приведенный меморандум, по существу, содержит оценку Германией итогов переговоров в Берлине, состоящую в том, что Советский Союз в своих требованиях намного превысил то, на что могла пойти Германия, а именно, продвинуть еще дальше на запад свои сферы влияния, особенно на северном фланге в Финляндии и на южном фланге на Балканах и в Проливах. Германия же была заинтересована в обеспечении своего безраздельного господства на европейском пространстве, в изоляции СССР от Европы и в направлении его экспансионистских усилий на юг и восток.Официальная оценка берлинских переговоров советской стороной была дана дважды. В коммюнике, опубликованном в «Правде» 15 ноября 1940 г., в мажорном тоне было сказано, что «обмен мнений протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию». Вторая оценка была высказана лишь семь лет спустя в известной исторической справке «Фальсификаторы истории». В ней и в издававшихся затем публикациях некоторых советских авторов вплоть до сегодняшнего дня утверждается, что советскому руководству удалось еще раз дать на высоком государственном уровне твердый отпор германским проискам.Однако на практике не было заметно реальных результатов этого «отпора». Германия продолжала усиливать свое военное присутствие в Румынии, ввела войска в Болгарию, а весной 1941 г. захватила все Балканские страны. В политическом плане она сумела расширить состав участников Пакта Трех Держав: к нему присоединились Румыния, Венгрия, Болгария и марионеточные правительства Словакии и Хорватии[ См.: Hermes Handlexikon. Synchronops des Zweiten Weltkrieg. Dusseldorf, 1983. S. 86–87, 97.

].Вопреки официальному заявлению Советского Союза от 15 ноября 1940 г. доверие сторон было серьезно подорвано и взаимного понимания не было установлено.Вайцзеккер, конечно же, фальшивил, когда в тот же день разослал всем германским посольствам инструктивное письмо, в котором расценил переговоры Молотова и Гитлера как демонстрацию «полного взаимопонимания между обеими странами и их волю координировать политику Советского Союза и Тройственного пакта». Сославшись на опубликованное коммюнике, Вайцзеккер отметил, что «обмен мнениями проходил в атмосфере взаимного доверия» и были достигнуты договоренности по всем важнейшим вопросам, в решении которых были заинтересованы оба правительства[ См.: ADAP. Serie D. Band XI 2. S. 487.

].Более откровенную оценку переговорам в Берлине дал сам Гитлер. В письме к Муссолини 20 ноября 1940 г. он сообщал, что вопреки его усилиям направить «русские амбиции на восток», в сторону Индийского океана, Молотов проявляет растущий интерес к Балканам, что неприемлемо ни для Германии, ни для Италии[ См. ibid. S. 536.

].Переводчик Гитлера П. Шмидт вспоминал впоследствии: «После переговоров Гитлера с Чемберленом в ходе судетского кризиса я не наблюдал таких острых разногласий, как во время переговоров Гитлера с Молотовым»[ Schmidt P. Statist auf diplomatischer Buhne. Bonn, 1949. S. 525.

].В связи с постоянно ухудшавшимися отношениями между СССР и Германией советское руководство проявило интерес к речи Гитлера, которую он произнес 18 декабря 1940 г. в Спортпаласте перед 5 тыс. офицеров армии, ВВС и слушателей школ войск СС. Эта речь не была опубликована.Вскоре об этом интересе стало известно Риббентропу, получившему соответствующую информацию от своего агента, работавшего в советском посольстве в Берлине. 30 декабря 1940 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140