И было непонятно, кому они аплодируют — артистам или Яве… К нам тут же подбежала Валька.— Вот здорово! Ну и молодец! И как ты решился? Я бы ни за что не смогла. Ой, молодец! — Она говорила громко, даже, по-моему, слишком громко. Ей, видно, хотелось показать всем, что она знакома с Явой. Она гордилась этим. Со всех сторон на Яву были устремлены восторженные взгляды. И когда мы вышли в фойе, так всё время то здесь, то там слышались приглушённые голоса: «Вон тот! Вон тот! В белой рубашке!» По-моему, это было как раз то, о чём только и мог мечтать Ява. Он был счастлив. Сказать, что он сиял, — это, пожалуй, ничего не сказать. Он ходил по фойе, как на ходулях, как будто он выше всех на свете. Глаза его излучали что-то такое, что не способны излучать глаза обычных людей. И так он был далеко-далеко от меня, как никогда в жизни. Я и мои переживания из-за часов для него сейчас просто не существовали. Конечно, он стал героем, это ясно, но мне было неприятно смотреть на него.— А это мой братишка Микола, — сказала Валька, так как Ява удивлённо поглядывал на первоклассника в синей форме, который всё время крутился возле нас.И братишка Микола покраснел, как будто его знакомили не с курносым Явой, а с космонавтом Поповичем, киноартистом Рыбниковым или ещё с какой-нибудь знаменитостью.— Я вообще-то сюда из-за него пришла, мама одного ещё не пускает, — будто оправдываясь, объясняла Валька.Ява смерил братишку Миколу откровенно пренебрежительным взглядом. Тот ещё больше покраснел.— Так вы их поймали всё-таки или нет? — спросила Валька.— Конечно, — небрежно бросил Ява.— И не написали?! Тоже мне! Или, может, адрес потеряли?— Нет, не потеряли… Но… — Ява пожал плечами, и этот жест можно было понять: дескать, чего бы это я стал писать, очень нужно…Валька вспыхнула. Преодолевая неловкость, она сказала:— Ну, вы, конечно, не одни их ловили, вам взрослые помогали. Или, наоборот, вы — взрослым…— Да чего там взрослые, — хмыкнул Ява. — Мы сами… Он метнул на меня взгляд и… прикусил губу. Да было уже поздно.Я вздохнул, поднял руку и влепил ему в лоб три звонких щелчка — аж эхо раздалось. Валька вскрикнула. Братишка Микола захихикал. Кто-то ещё засмеялся поблизости. Ходули сломались, и Ява очутился на земле — оторопелый, красный, как помидор, с вытаращенными глазами. Мне даже жалко его стало. Да разве я виноват? Не нужно было ставить таких условий…Видя, что Ява не собирается давать сдачи, Валька (добрая душа) накинулась на меня:— Ты что? Сдурел? Что за шутки?!Вокруг нас начали собираться дети. Глаза у Явы забегали, как у загнанного зверя, и он выдавил из себя улыбку, жалкую деланную улыбку (так улыбаются, сидя на чужой груше, когда застанет хозяин). И сказал:— Ничего… Всё правильно… Теперь мы квиты… — И, обернувшись к толпе:— Чего смотрите? Кина не будет!Дети, посмеиваясь, стали расходиться, тем более что прозвенел звонок, антракт окончился.— Да что, что всё-таки случилось? Вы что, поссорились? — не могла успокоиться Валька.— И совсем не поссорились! Просто у нас уговор один есть. — Яве не хотелось объяснять. Мы уже вошли в зал и пробирались к своим местам.— Да какой такой уговор? — не сдавалась Валька (вот уж это девчачье любопытство!).— Да потом, после…— Ну хорошо, только вы не убегайте.— Ладно. Глава VI. Будка. Ухо за ухо! Представление окончилось, и мы вышли из театра, Ява уже совсем оправился от щелчков. По-петушиному вытянув шею (вот-вот кукарекнет!), он заглядывал через головы детей. Это он высматривал Вальку.— Может, пойдём? Зачем она нам сдалась? Только стрекочет, как сорока, — сказал я угрюмо.Настроение у меня было… сами понимаете: часы на совести, как на сердце камень. И казалось, не было никакой надежды, что они попадут к своему хозяину. Хоть выходи на улицу и кричи. Да разве докричишься, не зная ни фамилии, ни адреса в городе, где полтора миллиона жителей да ещё полмиллиона приезжих! Безвыходное положение! Хоть плачь!Но Ява совсем на другую волну настроен, совсем не о том думает.— Как это пойдём? Ты что! — говорит он. — Мы же обещали подождать. Выходит, снова на брехню меня толкаешь? Смотри, так и щелчков заработать недолго!«Мы обещали»! Как это у него здорово получается! Он один обещал, а говорит «мы». Тоже мне коллективист!Но я не успел ничего сказать — из толпы выпорхнула Валька с братишкой Миколой и подбежала к нам.— А я в фойе вас смотрела — думала, вы там ждёте. Ну, идёмте!Мы шли по улице к парку Ватутина. Валька всё время что-то говорила, но я не слушал. Мне было неинтересно. И вдруг я услышал своё имя:— Что это Павлик кислый такой? И смотрит сердито… Он, случайно, не болен? Или, может, что-нибудь случилось?«Сама ты больная», — с досадой подумал я. Что ей от меня нужно? И не люблю, когда меня Павликом называют! Павлик-равлик!.. Равлик — по-украински улитка.

Ява пронзительно посмотрел на меня, и в глазах у него было: «Ну, друже, врать я не могу. Ты уж извини».— Да так… случилось, — вздохнул он. — Неприятность одна…И Ява начал рассказывать всё, как было: и про часы, и про то, как мы сегодня ходили по театрам.Сперва я хотел вмешаться и не дать ему говорить, но потом махнул рукой — пусть рассказывает, что это может уже изменить?Слушая Явин рассказ, Валька всё время ойкала и всплёскивала руками. А когда Ява закончил, взволнованно сказала:— Ну ты скажи!.. Вот это да!.. Подумайте, как вышло! Конечно, надо обязательно найти того артиста… — И вдруг глаза её заблестели. — А знаете что? Кажется, один человек может вам помочь. Недалеко от нас живёт старый артист, Максим Валерьянович. Он уже на пенсии, не выступает, но знает всех артистов. Он ещё до революции играл на сцепе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49