.. Некоторые из старых рабочих вспомнили тот бой... В первый день войны это было... Трех фрицев сбил наш летчик... Самолет по мотору определили - "Чайка" он называется... И номер на двигателе прочитали, только отец не запомнил его...
- У деда Стахея сын тоже летчиком был... На западной границе служил... И тоже в первые дни войны погиб... - вспомнил я не раз слышанное от отца и деда.
- Ленька... - Витя дрожал, как от озноба. - Лаврушка ты, Ленька... А что, если тот летчик - сын деда?
- Ну да - еще что выдумай!
- А вдруг?! Давай завтра махнем в город на велосипедах! Посмотрим, как хоронить будут... Самолет посмотрим.
Волнение Вити передалось и мне.
- А Гриша? У него ж нет велосипеда.
- Немного я провезу его, немного ты. Я просился у отца на мотоцикл, но он не берет. Говорит, завтра мешать ему буду.
- Ну, ладно! - стукнул я Хмурца по плечу.
Где-то в конце улицы послышались робкие звуки гармони. В некоторых окнах еще светились голубым стекла - люди сидели у телевизоров...
Глава вторая
"ЗЕМЛЯ У НАС ТАКАЯ..."
Постель сегодня твердая и горячая - никак не уснуть. Отворил окно может, хоть с улицы попадет в комнату немного прохлады...
"А вдруг тот летчик и вправду сын Стахея? Ведь бывают же совпадения!.. В книжках даже пишут о таких случаях..." - не дают покоя мысли.
И только уснул, вижу: не летчик на той "Чайке", а я... Самолет с пронзительным воем несется к земле... И никак не вывести его из штопора - не слушается штурвала... Удар!!!
В ужасе и холодном поту просыпаюсь...
Упал, оказывается, на пол, запутался в одеяле с головой, дышать нечем.
За окном шумит ветер, стучит по листьям дождь. Сверкает молния, как электросварка в колхозной кузнице...
Снова ложусь в кровать, зажмуриваюсь крепко-крепко, прячу голову под подушку. Трепещущий, синий блеск молний пробивается и туда...
А утром все сверкает на солнце, воздух свежий, ароматный. Даже не верится, что ночью было такое страхотище.
Велосипеда в сенях нет...
- Не приезжал еще завтракать... - сказала мать.
"Не приезжал папа... Не приезжал... А может, он вообще только к обеду заявится?"
У меня навернулись на глазах слезы. Вот тебе и поездка в город!..
Поплелся к Вите.
Он что-то читал, подложив руки под себя, раскачиваясь на табурете из стороны в сторону. Прочитает, задерет голову кверху и шевелит губами. Как петух воду пьет...
Рассказал ему, что случилось.
- Не будем ждать... - почесал подбородок Хмурец. - Поедем на моем "Орленке". Только как же с Гришей? Ты не заходил к нему?
- И охоты нет.
- Надо. Пошли вдвоем.
Еще во дворе у Чаратуна слышим: кто-то точит косу. Идем дальше, в огород, на звон косы.
Гриша выкашивал обмежек - широкую, заросшую травой и бурьяном тропу. Увидел, наверное, нас краем глаза и снова начал форсисто точить косу. Мы говорим, зачем пришли, а он точит, позванивает. Но, видимо, все слышал.
- Некогда мне! - сказал, как отрезал.
Поплевал на ладони, взмахнул - шах! Всадил косу в землю по самую шейку.
Мы захохотали и пошли. Так ему и надо, пусть не дерет нос...
Собирались мы не долго.
В дороге нам не везло. Дул встречный ветер, после ночного дождя дорога была вязкой. А тут еще велосипед маленький и тропка узкая... Когда вез меня Витя, - в кювет заехали два раза. Когда крутил педали я - трижды упали. Хорошо, что хоть падали удачно - не разбились, только перепачкались. Один раз спустила камера, пришлось менять нипель, опять накачивать воздух...
В город приехали не за час, как рассчитывали, а за два... Пешком бы и то быстрее пришли. Ноги болели, будто их нам повыворачивали, - не только в бедрах, а и под коленками, в лодыжках.
Как мы будем добираться назад? Ох-ха...
Город старый. Есть улицы и переулки узкие-узкие - две телеги не разъедутся. Есть и такие, что идешь по мостовой, как по зеленому туннелю деревья смыкаются над головой.
Снова ехали и шли, рассматривали дома. Нам советовали сесть в автобус химкомбинат ведь за городом, шагать да шагать. Но с "Орленком" в автобус не полезешь, и мы шли...
За городом была красота - новенький асфальт, под уклон. Летели, как на крыльях.
Стройка видна уже издалека. Трубы - в полнеба, корпуса - и высокие, и плоские длинные, металлические баки, баллоны, цистерны - и рыжие, и блестящие, иногда выше самых высоких домов. И всюду трубы, трубы, трубы, толстые и тонкие, ими опутаны все сооружения...
Химкомбинат обнесен высоким кирпичным забором, на территорию пускают и выпускают людей и машины только по каким-то бумажкам. Постояли у ворот, сваренных из металлических ребристых прутьев, вздохнули: узнаем ли мы когда-нибудь, что это за чудо - химкомбинат?
Свернули к трехэтажному красному зданию, которое расположено по эту сторону ограды. Тут - заводоуправление.
Чуть ли не нос к носу сталкиваемся с молодым хлопцем в спецовке. Плечистый, на верхней губе пробиваются усики.
- Ну и чем мы здесь интересуемся? - дружелюбно улыбается он.
Хлопец нам понравился. Мы рассказали ему обо всем...
- Э, так это вам надо в город, в клуб строителей... Похороны в пятнадцать часов. В вашем распоряжении... - он отвернул краешек рукава, пятнадцать минут.
Ну и жали мы! На одном перекрестке, уже в городе, чуть не попали под машину. Шофер так тормознул, что грузовик развернуло поперек дороги. Открыл дверцу - ругается, грозит нам кулаком, а мы за велосипед и ходу...
Траурную музыку услышали издали. По главной улице уже двигалась похоронная процессия... Людей... даже тротуары заполнены. А музыка душу переворачивает, по сердцу бьет...
Венки, венки, венки... Их несли пионеры в белых рубашках и красных галстуках, студенты, пожилые мужчины и женщины, белоголовые деды... "Неизвестному герою...", "Славному сыну Отчизны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47