В воздух действительно что-то взлетало, поблескивало. Чаратуну, наверное, везло...
Вместо солнца уже было белое, слабо светящееся пятно. Все затянуло серая дымка. На западе подымалась иссиня-темная, как далекий лес, туча. Гриша встревоженно посматривал на нее.
- Эй, лентяи-лежебоки! Давайте кто-нибудь к удочке. Костер надо разжигать.
Мы не очень спешили, и он в нетерпении воткнул удилище в песок, побежал к спичкам, оттуда - к шалашу.
Сидел над какой-то трухой и сухой травой долго...
- Ч-черт... Сырые еще... Две спички уже испортил...
- А ты спокойнее! И закройся хорошо! - присел я около него.
- Отойди! От тебя летят брызги, как от щенка!
Витя размахивал удочкой. Кажется, и у него начало клевать.
Из-под Гриши потянуло зеленовато-белым дымом. А он все не разгибался, подкладывал тоненькие сучки.
- Все!.. - отшатнулся, зажмурив глаза, закашлялся. - Смотри здесь... Хотя нет, боюсь - проворонишь... Лучше сбегай за водой.
Мне Гришины командирские замашки не нравились. Но спорить было некогда: туча на горизонте росла с каждой минутой.
Солнце уже почти не просвечивало. Где-то далеко, глухо, словно легкое постукивание по большому барабану, заворчал гром. Все заметнее стало, как у края тучи закипают белые клубы.
Я принес воды, подвесил котелок над костром и начал подбрасывать сучья. Гриша в это время ссорился с Витей.
- Да я его и в глаза не видал! - кричал Хмурец. - Вон мои две уклейки валяются на песке. Окуньки около шалаша... А кукана твоего и в глаза не видал! - повторил он.
- Я веточку вот сюда воткнул... Видишь метку-ямочку?
- Помнишь ты, куда воткнул! Я пришел сюда - удочка плавает. Может, и кукан с рыбой поехал...
- Вот как съезжу, будешь тогда знать... - грозился Чаратун. - Штук пять плотвиц было, две уклейки, густера... - он все еще шлепал по мелководью, надеясь найти пропажу.
- Эй, кончайте! - крикнул я им. - Давайте варить, что есть, а то поздно будет.
На западе уже сверкали молнии, как будто кто отдергивал в тучах шторки. И вдруг на нос мне капля - шлеп!
- Полундра! - завопил я.
Забегали, засуетились. Надо и рыбу чистить, и картошку, и лук. А нож всего один! Я схватил куст лука, побежал к воде. Оборвал все негодное, прополоскал... Хмурец в это время ломал хворост, засовывал во все углы шалаша.
Гриша сначала нарезал в котелок картофель: мелко, против всяких правил - в ухе картофелины лучше варить целиком. Еще не вскипела вода положил рыбу. Тоже неправильно, рыба успеет развариться, пока будет готова уха. А Гриша бросил в котелок, даже не нарезанный, лук, насыпал перцу, соли, пустил плавать несколько лавровых листиков...
Не вытерпели, нацепили на заостренные палочки по куску сала, сунули в огонь.
Сало сделалось прозрачным, потом начало темнеть от копоти, желтеть по краям и подгорать. Где больше припекало, оно плакало мутными слезами. Мы подхватывали капли жира на хлеб - и стонали от разгорающегося аппетита. Вкусно!
Редкие крупные капли дождя шлепали по воде. К голым спинам как будто прикладывали холодные пятаки - дух занимало!
Варево закипало медленно.
- Не жалейте дров! - сказал Чаратун, снял с куста свои и мои штаны, полез в шалаш. - Правильно ноги деда предсказывали...
Вскоре из шалаша послышались зевки с подвыванием. Мы с Витей зафыркали от смеха.
- Подождите, еще не так взвоем, если дождь зарядит на сутки.
Уха уже бурлила, Витя снимал пену, пробовал на вкус.
- А перца! А соли! Царапнуло в горле, как рашпилем.
Поднял ухо кверху, прислушался к какому-то густому, равномерному шуму. Вскочил на ноги, посмотрел на запад.
- Спасайся, кто может! Шквал идет!
- Огонь спасай! - закричал Чаратун.
Шалаш затрясся до основания, с него посыпалась труха. Выскочив, Гриша хватился за карман - разорвал до колена. Витя, как кенгуру, запрыгал на пляж - вспомнил про свою одежду...
Воткнули над костром несколько хворостин покрепче. Я растянул на них, как крышу, свой пиджак. Не успели сунуть под котелок побольше дров, как на остров обрушились тугие струи воды с ветром.
Вода в протоке кипит, клокочет. Выглядываем из шалаша, как барсуки из поры. Дрожим: укрытие наше оказалось ненадежным, дождь пробивает.
Ветер крепчает с каждой минутой, безжалостно треплет, причесывает, взлохмачивает и вновь прижимает к земле кусты. Все толще и яростнее струи, как будто бы тысячи брандспойтов взялись поливать нас... Еще порыв ветра - и мой пиджак встрепенулся, как подбитый грач, взмахнул рукавами-крыльями, шлепнулся метрах в двух на песок.
Костер, ничем не защищенный, зашипел клубком гадюк - умер на глазах...
- Эх! - выскочил я, схватил котелок и пиджак. Но не пиджак надо было хватать, а хоть одну головешку из костра. Мою оплошность исправил Гриша, схватил несколько дымящихся углей.
Сколько ни дули на них в шалаше, как ни пытались разжечь сухую траву они потухли.
Хлебали варево сыроватым, обсасывали рыбьи косточки и подергивали плечами: все чаще прорывались на голову, за воротник ледяные струи воды. Потом по шалашу застучали крупные, как боб, градины.
Чаратун отдал коробку с последней спичкой Хмурцу. У него карманы посуше. Сам отрезал от лески кусок сантиметров в сорок, попробовал зашить себе карман. Без иголки!
- Слабаки мы... - вздохнул я. - Партизаны сутки здесь мокли в воде - и ничего. Весной... Вода была - бр-р!
- Выдержке нам надо учиться да учиться, - не преминул упрекнуть Чаратун.
Примолкли, задумались...
Время тянулось медленно, и мне показалось, что дождю уже и конца не будет, что мы на острове чуть ли не год.
Гриша повернулся, как медведь в логове, и на голову хлынули холодные потоки. Дали тумака в спину - "Осторожнее!".
- Остров тонет, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47