Раз в день дядя Амат приносил Хангу воды и больше ничего не давал. Отец вначале стонал и выл – как-то страшно, по-звериному, просил дать поесть и плакал. На третий день уже только стонал и не вставал с кучи листвы, которую наносили в хлевушок. Янг подглядывал за ним в щели, и сердце его обливалось кровью. Один раз подкрался, хотел подсунуть под дверь пару бананов, купленных на базаре. Откуда-то вынырнул дед Амос, испуганно оттолкнул Янга от дверей, вернулся и сел под стеной сторожить.
– За что вы его посадили в тюрьму? Почему издеваетесь?! Что он вам сделал плохого? Его лечить надо, доктору показать! А вы… а вы… – Янга душили слезы.
– Он должен все эти дни поститься, усердно поститься, – сказал дед Амос и почесал сухую грудь. – Ты не истратил тех денег, что на чеки выдали?
– Еще немного есть…
– Береги. Скоро очень понадобятся.
Так ни на один вопрос и не ответил.
Янг и без того берег деньги. За все дни потратил только два доллара и тридцать пять центов. Янг помнил, что деньги нужны будут, чтоб показать отца врачу. Только когда это случится? Зачем посадили под стражу больного отца? Если б жили на Биргусе и если бы жив был бомо, то все лечение могло бы обойтись значительно дешевле: отнесли бы колдуну двух курочек, и он выгнал бы из отца злого духа. Ведь отец стал не святым человеком, не божьим, а наоборот – в него вселился злой дух и мутит разум. Интересно, есть ли в Компонге бомо? Может ли врач заменить его?
И что сельчане надумали сделать с отцом, зачем заставляют его голодать? Янг решил никуда далеко не отходить от хлевушка, ночевал в чужом курятнике-будке. Хорошо, что куры по ночам не сидели в нем, каждый вечер взлетали, кудахтая, на панданус. А будка удобная, так уютно в ней, – если б еще на пядь подлинней, можно было бы и ноги вытянуть. И курами почти не пахнет, весь низ Янг застлал сухой листвой, на стены прикрепил цветные снимки моря, зеленых островов и розовых дворцов – вырвал из какого-то журнала, найденного на свалке.
Сама того не желая, тайну выдала Натача. Как-то в сумерки прибежала во двор, опустилась на колени возле будки. В руке за спиной что-то держала.
– Ты уже спишь? Ой, как тут у тебя красиво! Вот кабы и мне такой домик! – щебетала она. – Зачем люди делают большие дома? Лишь бы можно было влезть в него, от дождя спрятаться, и все. А не захотел жить на этом месте, встал, перебежал с домиком на спине в другое место. Так и путешествовать можно – с хаткою на спине!
– Ночью хорошо. А попробуй днем залезть – изжаришься.
– Не удивительно! – Натача постучала пальцами по железной односкатной крыше, сделанной из расплющенных бидонов. – Солнце как напечет. Слушай, тебя тоже берут на Главный остров.
– Куда-а-а? Кто бере-ет?!
В голосе Янга было такое удивление, что Натача испуганно зажала пальцами рот.
– Ой, а ведь я думала, что ты все знаешь! – она засуетилась, хотела встать, убежать, но Янг высунулся и ловко схватил ее за руку.
– А ну – лезь сюда! И рассказывай… Все, что знаешь!
Повизгивая и ахая от любопытства, Натача залезла в будку.
– Ты знаешь, что скоро наш храмовой праздник?
– Ну… – ответил Янг. Он действительно что-то слышал об этом. Каждый год бывает.
– Отца твоего повезут на Главный. Он кавади понесет с жертвами Вишну. Он теперь самый близкий к богу человек, и его Вишну послушается. Вишну должен всем нам помочь, всем биргусовцам!
– А если из соседней деревни большую жертву Вишну отнесут? Так бог их послушается, им поможет, а не нам? – наивно спросил Янг.
– Нет, Вишну и нам поможет, он добрый и всемогущий! – горячо зашептала Натача. И так близенько от Янгова лица, что он чувствовал ее жаркое дыхание, а кудрявые пушистые Натачины косички нет-нет да и щекотали ему нос. – Раздевайся! – вдруг сказала Натача, хотя Янг и так был в одних трусиках. И разжала кулак, показала, что принесла. В твердом, как картон, листе фикуса с заломанными уголками лежала какая-то серовато-желтая смола. – Дед Амос мазь сделал. Давай я помажу тебе, где покусано. Скорей заживет.

– Отцу надо было бы помазать. У него все тело в язвах.
– Нельзя твоего отца лечить, дед сказал. Чем больше мук он примет, тем больше очистится его душа, станет ближе к богу. Ложись! – велела Натача и даже толкнула Янга в спину.
Янг разлегся из угла в угол спиной вверх – как раз хватило места вытянуться. Натача, подышав на мазь, еще больше разогрела ее, начала макать в нее палец и водить им по шее, по спине, по рукам Янга – легонько, мягко, подувая на болячки.
«Вот если бы послушался Вишну! – думал в это время мальчик. – Если послушается, то стоит ради этого и пострадать. Зато всем сельчанам будет облегчение, начнет везти с работой, найдут, где и на какие средства свои хижины строить. А может, и на отца обратит Вишну внимание? Все-таки кавади понесет. Боже, сделай так, чтоб стал он нормальным человеком, чтоб его разум прояснился!»
– А ты свои мазала? Давай я тебе… – шевельнулся Янг.
– Мазала! Лежи спокойно… Вот, видишь, на руках болячки подсыхать начали… Тут немножко мази осталось, спрячь, в другой раз смажешь. Ну, я побежала! А то еще увидят нас вместе! – Натача вскочила на ноги – бух головой о крышу! Чуть не свернула ее набок.
Почти всю ночь лил дождь. Гремел, не утихая, гром, сверкали ослепительные молнии. По двору неслись потоки воды, унося мусор и нечистоты. Янг сидел по щиколотки в воде – будку подтопило – и, пугаясь и молясь, слушал грозу, слушал, как стонет, скулит, жалуясь кому-то, отец.
3
Заснул, должно быть, на рассвете, забившись в угол, и только намучился, а не выспался. Потом перебрался к хлевушку, в котором был заперт отец. Янг успел снова уснуть под дверью хлевушка, но его разбудил Амара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137