— Поди сюда!Когда девушка вошла, Анна Васильевна показала ей книжку.— Тут что-нибудь было написано?— Нет. Книжка новая.— Посмотри-ка…Девушка долго разглядывала страницу, на которой появились таинственные буквы. Неожиданная догадка мелькнула у неё в голове.— Книжка лежала здесь, на подоконнике?— Да.— Это, наверно, от солнца.— Что от солнца? — переспросила мать.— Это особыми чернилами написано, которые на свету проявляются. Как фотобумага. Выйдем-ка на улицу…Они вышли из дома и направились к вещам, сложенным у дороги. Здесь Катя расправила страницу, перегнула корешок, чтобы книжка не закрылась, и положила её на освещённый солнцем стол.— Пускай полежит. Посмотрим, что будет потом.Самым трудным было снять железо с крыши. Дальше дело пошло лучше. Девушки вошли в азарт. Доски одна за другой летели вниз, сопровождаемые весёлыми криками.К пяти часам, когда пришёл грузовик, половина дома была уже разобрана.Анна Васильевна сильно устала и решила отдохнуть, пока бригада занималась погрузкой машины. Подойдя к выставленным вещам, она вспомнила про записную книжку. Стол, на котором та лежала, был уже в тени, но буквы успели выступить. Теперь они были уже значительно отчётливее и темнее, и Анне Васильевне удалось прочитать в конце слово «аммиак», а выше — цифры «ЗХ18». Что означали эти цифры и какое к ним имел отношение аммиак, она, конечно, не поняла, но сильно встревожилась. Спрятав книжку в карман, где лежал найденный паспорт, она подозвала дочь.
— Катя, где эта трубочка, которая была в макинтоше?— Там и осталась.— Дай-ка её сюда. И никому не говори про нашу находку.— А где книжка?— Дома посмотришь.Катя принесла ампулу и передала её матери.Нагруженная машина ушла, захватив половину бригады. Остальные пешком направились к трамваю.Всю дорогу Анна Васильевна размышляла о странной находке. Может быть, тут ничего и не было опасного, в мирное время она не обратила бы на это никакого внимания, но сейчас ей было тревожно. 2. НА СУДНЕ Малейшее движение в порту вызывало со стороны немцев ожесточённый артиллерийский обстрел. Снаряды всех калибров летели через залив, рвались на берегу, в воде. Все, что могло гореть, было давно сожжено, остальное разрушено, и все-таки немцы видели, что жизнь в порту не замерла.На палубе пожарно-спасательного судна сидели на корточках двое: старик, работавший на судне машинистом, и мальчик. Они разбирали испорченный осколком снаряда насос. Мальчик, зажав насос между колен, старался удержать его в одном положении, а старик отвинчивал гайку.— Ну, опять, мешок прорвался… Посыпалось… — проворчал старик. — А ты не боишься, паренёк?Мальчик посмотрел на машиниста и улыбнулся.— Ты думаешь, они только в порт и стреляют? У нас на Петроградской бывает и почище, — сказал он.Наконец гайка была отвёрнута и клапан вытащен. Снизу поднялся Николай Васильевич с мешком, в котором бряцали железные части машины.— Разобрали? Так, Товарищ Замятин, сломанные детали я возьму с собой. Сейчас тут ничего не сделать. А ты, товарищ Замятин, пока протри машину и смажь… Устал, Миша?— Нет, ничего.— Поедем домой.Они перешли к борту и спустились на маленький буксир, стоявший рядом.Николай Васильевич ушёл в будку, а Миша устроился на носу. Скоро звякнули сигналы, забурлила вода, и буксир тронулся. * * * В центре города, между Литейным и Кировским мостами, у набережной укрылось большое торговое судно. Уже свыше года стояло оно прикованным к гранитной стенке, без движения, без признаков жизни. Не слышно было на палубе выкриков команды, не скрипели лебёдки, и только изредка по дыму из трубы можно было догадаться, что судно дышит, что жизнь в нем не угасла совсем.Обязанности капитана на судне выполнял старший механик Николай Васильевич. Команда состояла из пяти человек: три машиниста, матрос, он же повар и артельщик, да юнга, Миша Алексеев.Пройдя под Кировским мостом, буксир повернул. Миша с гордостью смотрел на своё громадное и красивое судно.В тяжёлые дни первой блокадной зимы он нашёл себе покровителя, Николая Васильевича, принявшего участие в судьбе умного, смелого мальчика. Миша ценил внимание этого образованного человека и под его руководством упорно учился.Сейчас они возвращались с задания, на которое были направлены ещё утром, сразу же после повреждения снарядом пожарно-спасательного судна. Повреждение оказалось серьёзным, — пострадала машина. Они провозились с ней целый день, но исправить на месте своими силами не смогли. Надо было некоторые поломанные детали починить в мастерской или передать на завод.— Ну, теперь ты можешь отдыхать, — сказал Николай Васильевич, когда буксир причалил. — Детали в мастерскую я передам сам.— А завтра поедем собирать? — спросил Миша.— Завтра не успеть. Дня через два. Работа сложная.Механик ушёл вниз, а мальчик остался наверху. Он не хотел показать своей усталости.— Эй, адмирал! Видел шлюпку у левого борта? — крикнул стоявший на вахте машинист Сысоев.Миша повернул голову, презрительно поджал губы, но ничего не ответил. Он чувствовал, что Сысоев заговаривает и всячески подлаживается к нему, чтобы восстановить хорошие отношения, которые Сысоев так неосторожно испортил.Сысоев, весёлый и бывалый моряк, не прочь был при удобном случае подшутить над простаком. И Миша, по неопытности, два раза попался самым глупейшим образом.Однажды, вскоре после прихода мальчика на судно, Сысоев принёс кувалду и серьёзно сказал будущему механику:— Эх ты, морячок! У тебя кнехты выпирают, а ты и не видишь. На-ка, осади их назад.Миша взял кувалду и с растерянным видом начал оглядываться кругом.— Чего головой крутишь?
1 2 3 4 5 6 7 8