Но каждый гражданин Кар-Хадашта, оптимист или неоптимист, почувствовал в приближающихся к городу римлянах ту силу, которая так или иначе решит его судьбу.
— Наши представители неоднократно сообщали, что Сципион возражал против вмешательства в наши внутренние дела, — сказал Карталон на совещании демократических руководителей, проведенном за день до ожидаемого прибытия римлян. Надежда на это была единственной поддержкой Карталону в последние месяцы.
Ганнибал жестко рассмеялся.
— Ну да, ему легко стать в благородную позу, ведь он заранее знает, что его все равно не послушают.
Карталон сопротивлялся, пытаясь найти что-нибудь успокоительное в создавшейся международной ситуации.
— Они связали себе руки на Востоке. Помимо того, я имею сведения, на мой взгляд верные, что в Испании скоро начнутся волнения. Они теперь не в таком положении, чтобы нападать. Мы не должны поддаваться их угрозам.
Ганнибал ответил с усталой усмешкой:
— Зато Массинисса готов к бою. По первому слову римлян он может опустошить все наши земли, вплоть до самых стен Кар-Хадашта…
Наступила гнетущая тишина. Массинисса был козырем в руках римлян. С помощью нумидийских войск им удалось нанести Ганнибалу поражение в битве при Заме. Молодой царь-воин, сильный, как его конь, сплачивал кочевников, и тем самым перевес сил в Северной Африке решительно складывался не в пользу Кар-Хадашта.
— Возможно, — нарушил молчание Ганнибал, — мы сделали промах сто лет назад. Мы привили кочевникам зачатки цивилизации, но не вовлекли их в сферу нашей политики. Теперь кочевники объединяются и сталкивают нас в море.
— Но варвары не могут быть приняты в гражданство, — запротестовал Балшамер, — если мы не хотим, чтобы город был затоплен инородцами и потерял свое своеобразие, свои святыни, свои связи с предками…
— А разве он уже не затоплен? — ответил Ганнибал. — И где это своеобразие и святыни? Мы пытались восстановить их на протяжении истекшего года не замкнутостью, но созданием стройной системы того, что составляет наши насущные нужды.
Сознание упущенных возможностей навеяло грусть на собравшихся в доме Ганнибала демократов. Все они ощущали, как держит их в своих тисках прошлое, эта неиспользованная сила, которая то казалась кошмаром и проклятием, запутанным узлом ошибок, уничтожающим все усилия настоящего, то прозрачным источником единства и гармонии, которые они отчаянно стремились восстановить.
Ганнибал заключил:
— Разве наши интересы не требуют союза, объединения с нумидийскими племенами? К этому есть только одна возможность — сделать их частью нас самих. Поглядите на наши пунические колонии. Ведь они в значительной мере ливийские по расе, но совершенно пунические по культуре. И все же…
На мгновение его одолела усталость. Неужели все человеческие усилия преследует парадокс ошибки? Прав ли он, перенося в прошлое проблемы настоящего? Почем знать, возможно, в былые времена, о которых он говорил, Кар-Хадашт и другие пунические города сохранили ядро своих сил именно благодаря ограничениям, которые позднее оказались для них гибельными? Защитный панцирь, спасавший от смерти, в свою очередь превратился в препятствие для нарождающихся новых форм жизни. Самый искренний молитвенный жест, длившийся один только удар сердца после вдохновенного мига, становится кощунством.
Намилим крепко сжал руки, встал и поклонился. Ганнибал сделал ему знак говорить.
— Я говорю не от себя… Я говорю от имени моей общины… — начал он в замешательстве. — И от Общества взаимопомощи моряков… Мы пытались создать всеобщую организацию… Наша резолюция получила также поддержку Общины гончаров… Я не могу сказать точно, сколько нас. Мы все еще, так сказать, нащупываем почву… Хочу сказать, что я послан делегатом от довольно большой части наших граждан. Наше мнение обо всем этом ясное: все потеряно, если не будет положен конец интригам правящих семей с Римом и царем Нумидии. Поэтому мы с завтрашнего дня объявляем открытую борьбу. Мы знаем, чем она может кончиться. Но любой другой путь — это верная гибель. Мы призываем Ганнибала организовать силы республики… вооружить народ… наладить производство оружия, постройку кораблей… захватить все торговые суда во внешней гавани, уплатив компенсацию иностранным владельцам, и для этого установить особый налог на наших богачей.
Лицо Ганнибала оставалось непроницаемым.
— Это безрассудно, — сказал он резко.
— Менее безрассудно, чем покориться, — ответил Намилим уже с уверенностью и сел.
Ганнибал оглядел остальных. Они беспокойно заерзали, затем несколько человек заговорили одновременно. Карталон нерешительно заявил, что, невзирая на все его сомнения, он поддержит предложение Намилима, если оно будет принято собравшимися. Балшамер разразился пламенной речью. Он начал с поддержки революционной войны, а кончил утверждением, что ситуация еще не созрела. Другие ораторы, представлявшие интересы мелких производителей, считали, что сначала надо выслушать посланцев Рима. Один из выступавших предложил отправить посольство к Массиниссе и пригласить его на совещание, чтобы раз и навсегда установить границы государств. Все более и более выявлялось расхождение во мнениях, и споры возникали уже по маловажным вопросам, например о том, захватил ли уже Массинисса часть муниципальных земель города Хуллу или не захватил.
Совещание закончилось, хотя не было намечено никакого плана действий. В сущности, победило предложение колеблющейся части демократов — ничего не предпринимать, пока не выскажутся римские послы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97