А вернулся Валерий один. По— видимому, они поссорились в лесу, и Валерий мог наплести Саше что угодно. О! На это он способен!.. Но разве это можно так оставить?Наташа выскочила из палатки и… лицом к лицу столкнулась с Сашей. Он шел от реки, и вид у него был такой, словно он тяжело болен. Наташа остановилась. Она так растерялась от неожиданности, что в первое мгновение не могла вымолвить ни слова, но в следующую минуту несмело улыбнулась и тихо сказала: — Здравствуй, Саша…— Добрый вечер! — бросил он, не поворачивая го-ловы, и быстро прошел мимо.Наташа побледнела. Как?.. Не остановиться даже на минутку… А она-то думала…В груди девушки закипели слезы. Она до боли стиснула зубы и почти бегом бросилась в палатку.«И это друг!..» Наташа упала на мешок и заплакала. Она не слышала, как окликнул ее Андрей Иванович. Не видела, как он вошел в палатку. И только тогда, когда широкая ладонь геолога легла ей на голову, девушка неловко смахнула слезы и подняла на него заплаканные глаза.— Наташа! Что с тобой? Ты, кажется, плачешь? Она закрыла лицо руками и всхлипнула.— — Да что с тобой, Наточка?— Ничего… — проговорила она сквозь слезы.— А ну-ка, встань. Встань, встань! — он усадил ее как маленькую, на мешке и опустился рядом.Наташа упрямо смотрела в землю.— Ну! — снова начал он. — Рассказывай, что случилось. Имей в виду, что в жизни никогда не бывает таких положений, из которых не было бы выхода.Наташа молчала.— Ну, хорошо. Я помогу тебе. Ты с кем-нибудь поссорилась?Она покачала головой.— А я думал, ты поссорилась с Сашей. Понимаешь, он ходит сегодня, как потерянный. Ты не знаешь, что с ним?— Нет… Он мне тоже ничего не говорит. — Наташа снова заплакала. — Это, наверное, Валерий… Он наговорил ему чего-нибудь…— Понятно, — Андрей Иванович задумался. — Это очень может быть. Но, — он широко улыбнулся и похлопал Наташу по плечу, — не горюй! Это дело поправимое.— Как?.. Разве он поверит мне?..— В жизни, Наташенька, никогда не бывает так, чтобы правда не побеждала лжи. Все уладится. Поверь мне. Только не нужно расстраиваться. Иначе не поправишься, и тогда мы не сможем взять тебя в новую экспедицию.— Андрей Иванович!..— Ну, полно, полно! Все будет хорошо. Уверяю тебя, что завтра ты будешь уже смеяться над своим «горем».Саша медленно сошел почти к самой воде и остановился. Ночь была тихой и светлой. Луна висела над самой кромкой леса, и через всю реку, прямо к ногам Саши, бежала широкая серебристая дорожка. В глубоком молчании, словно задумавшись, стояли над рекой заснувшие леса.Но Саша будто не замечал всего этого. На душе его было тяжело. Он тихо вздохнул и медленно опустился на полусгнившую корягу.«Валерка, конечно, подлец, — думал он, глядя на лунную дорожку, — но разве она лучше? Валерка рад досадить мне. А она… У меня за спиной клевещет на отца, погибшего на фронте. Эх! И зачем только я думаю о ней?!» Саша скрипнул зубами и вскочил с места. Но в это время со стороны лагеря послышались чьи-то уверенные неторопливые шаги, и он узнал высокую фигуру геолога.Андрей Иванович подошел к нему и дружески тронул за плечо:— Ночь-то какая, Саша, а!..— Ночь ничего… — — отозвался он глухим безразличным голосом.Геолог заглянул ему в глаза: — — Да ты чего нос-то повесил? Саша махнул рукой: — Не спрашивайте, Андрей Иванович, и без того тошно.Геолог присел рядом.— Ну, дело хозяйское. Не хочешь сказать, что у тебя за печаль, не надо. Тогда я расскажу тебе одну историю. Хочешь?Саша вздохнул: — Расскажите…Андрей Иванович поудобнее устроился на коряге и тихо начал: — Эту историю рассказал мне однажды мой фронтовой товарищ, человек большого ума и редкой душевной красоты, но внешне не очень привлекательный и оттого, пожалуй, излишне застенчивый и скромный. После войны он несколько лет вел разведку алмазов в одном из северных районов Урала. А потом перебрался к нам, в Сибирь, и мы долгое время работали в одной экспедиции. У него так же, как и у меня, не было ни родных, ни близких, и потому нас связывало нечто большее, чем просто дружба.Так вот, сидели мы с ним однажды вечером так же, как сейчас с тобой, на берегу горного озера и думали каждый о своем. Владимир курил, а я просто смотрел на воду и любовался лунной дорожкой, бегущей к дальнему берегу. Ночь тогда была такая же, как и сегодня — красивая и светлая. Только сейчас вот тихо. А тогда дул ветер, и у самых наших ног бились большие косматые волны. Вдоль всего берега блестела белым кружевом пена прибоя. Глухой тревожный шум стоял в воздухе. И на душе у меня было как-то неспокойно.Я посмотрел на Владимира. Он тоже почему-то нервничал, перекидывая из одного угла рта в другой давно погасшую папиросу. Наконец он бросил ее в воду и обернулся ко мне: — Ну что, Андрей, рассказать тебе, что ли, о моем алмазе?Я молча кивнул головой/Меня давно уже интересовал этот крупный, умело ограненный бриллиант, с которым он никогда не расставался. Я знал, что у Владимира с ним связаны какие-то большие воспоминания. Но до сих пор он избегал говорить об этом, и я не расспрашивал его.Не сразу заговорил он и на этот раз. А сначала вынул еще одну папиросу, долго мял ее в пальцах, потом взял в рот, но так и не закурил.— Этот камень, — начал он, — подарила мне одна девушка, геолог моей разведочной партии, такой же вот лунной ночью и… тоже на берегу озера. Это был замечательный человек, прекрасный работник и чуткий отзывчивый товарищ. И было у нее еще одно достоин-ство — ее большие карие глаза и удивительно красивые руки.Владимир потер лоб и улыбнулся.— Ее звали Лада. Она улыбалась так, как не улыбается ни одна женщина в мире. Но одного взмаха ее бровей было достаточно, чтобы осадить любого грубияна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130