— …Наверное, это у меня семейное свойство. Все в нашем роду к чему-нибудь стремились. Прадед пешком пришел из Казанской губернии на Дальний Восток, тут и обосновался, и всю родню выписал, только те уже морем ехали, из Одессы, чуть не вокруг света. Был прадед охотником и старателем, нашел не одно месторождение золота. Потом, под старость, переехал на Сучан, обзавелся пасекой, пчел разводил.
— Богатый, видать, был человек? — спросил Петрас.
— Какое там! Золото купцы к рукам прибрали. Да он, говорят, и не жалел об этом. Очень ему нравилось с пчелами возиться. А вот дед был моряком. Служил в военно-морском флоте, участвовал в Цусимском сражении на броненосце «Суворов» — флагмане русской эскадры. В море деда тянуло с малых лет, он и после службы остался на море, плавал на судах «добровольного флота» боцманом; хозяйство вела бабушка, тоже серьезная женщина, о ней можно целую книгу написать: как она со своими детьми корчевала тайгу, пахала, сеяла, зимой охотилась. Раньше в наших местах была хорошая охота. Мой отец в бабушку — тоже целеустремленный человек. Рано пошел работать, семье помогал, но мысль об ученье не бросил. Учился заочно. Сейчас агрономом работает, и хобби у него — тоже пчелы. Я, Петрас, когда отплаваю свое, огляжу землю со всех сторон, тоже вернусь домой и займусь «медовым хозяйством», буду рассказывать внукам о своей морской жизни и вот о нашем дрейфе… Что-то волна загорбатилась. Ветер крепчает. Не взять ли нам рифа?
— Не надо пока. Идем хорошо. Катер совсем почти не берет воды на палубу.
— Наш катер свое дело знает. — Старшина долго скручивал папиросу, прикурил от зажигалки, затянувшись, спросил: — Значит, ты завязал с куревом?
— Давно бросить собирался. Курить больше не буду.
— Ну и молодец. Я вот, по правде говоря, добровольно не смогу. Кончится
— тогда волей-неволей придется. Проживем и без табака, Петрас. — Старшина плохо скрывал свою радость, что теперь ему одному достанется последняя пачка махорки и десяток сигарет. Он с благодарностью посмотрел на моториста. — Ну а у тебя какая программа в жизни?
— Да ничего особенного: отслужу, приеду домой, женюсь и буду как отец. Колхоз у нас богатый: и земли много, и рыбу промышляем. Дом построю.
— Тоже мне — ничего особенного! Самый четкий график жизни. В конце концов станешь председателем колхоза, знатным человеком.
— Жизнь большая. Все может быть. В чем я только уверен, так это в том, что жить буду как надо…
— Вот это правильно ты сказал: как надо! Ведь каждый человек должен жить по совести. Если бы все жили как надо, то весь свет другим бы стал, все бы преобразилось. Тогда, может быть, плыли бы мы сейчас не на КР-16, а на океанской яхте с оранжевыми парусами из капрона. — Старшина с сожалением глянул на потухший окурок, однако не стал его выбрасывать, а развернул и вытряс из него несколько несгоревших крупинок табака в кисет. Спросил: — Как там наш улов? Не сорвет ветром?
— Не думаю. Алексей прибивал горбушу к рубке. Нет, ветер ее не сорвет. Он уже стихает.
— Все-таки пойду гляну.
Петрас ничего на это не ответил: будь он и сам на месте Асхатова, тоже все бы осмотрел, проверил. Мало ли что может случиться. Рыбы они больше могут и не встретить. Им и без того необыкновенно повезло. Так в море везет не часто. Когда Петрас мастерил якорек из крючков и видел недоверчивые взгляды товарищей, то и сам начинал сомневаться в возможности удачи. Надо было, чтобы там, где-то в глубине, появился косяк рыбы именно под их катером.
Старшина, держась за поручни, обошел рубку. Качка не стихала. КР-16 кренило из стороны в сторону, поднимало вверх, бросало вниз. Но во всем этом старшина чувствовал не хаотические, судорожные рывки, как во время ледяного урагана или после, когда во время штормов рвался плавучий якорь,
— сейчас угадывался слаженный ритм, которому подчинялись и море и катер.
Небосвод косо падал в океан. Петрас подумал, что звезды, купаясь в волнах, становятся все чище и лучистее. Его мысли вернулись к рыбной ловле, и он вновь пережил радость необыкновенной удачи. Затем он стал думать о возвращении домой. Представил себе удивление отца и деда после его рассказа о глубинном лове, как они переглянутся друг с другом, но хвалить его не станут, чтобы не сглазить. Потом он обойдет своих друзей, вместе они пойдут в клуб на танцы…

МАЛЮТКА БАННИ
Лейтенант Лоджо и Малютка Банни присели на диван в вестибюле шестой палубы.
— Обзор прекраснейший, — сказал лейтенант. — Каюта 481. Он только что туда вошел. — Лоджо нервно потер руки.
— Это ты, Ник, точно подметил. Сейчас к ужину переоденется, деньжат прихватит для игры и выйдет.
— Я возьму его на себя. Ты же действуй! Выгреби весь его арсенал. Ничего не бойся, я за все отвечаю.
— Да, уж если выйдет скандал, тогда выручай…
— Постарайся все обделать без шума и побыстрее, словом, как договорились. Я бы и сам, да мое положение и приказ капитана повременить с обыском меня связывают. А то бы… Должен сказать тебе, что мне приходилось и не с такими встречаться.
— Встречаться одно, вот как прощаться? Надо смекнуть в один миг, а не то кончатся встречи и прощанья.
— Да, Банни, он крепкий орешек. Но ты помни, что я тебе обещал.
Банни хлопнул лейтенанта Лоджо по спине:
— Веселый ты парень, Ник. С тобой не соскучишься, и умен чертовски. Ты вот скажи мне: почему Антиноми ввязался в мокрую аферу? Такой специалист — и так рискует?
— Специалист? Он что, инженер или ученый? — усмехнулся Лоджо.
— Бери выше. Сколько получает твой инженер или ученый?
— Смотря кто. Некоторые зарабатывают и двести, и даже триста тысяч в год.
— Ну так это единицы, и в год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116