— Думаю, рыба будет. На эту снасть обязательно зацепим. Он высоко поднял крючки, связанные в форме якоря, и неожиданно изменился в лице, прошептал: — Слышите?
Издалека донесся низкий звук, похожий на рев усталого зверя.
Встречным курсом шло судно.
— Петрас! Бей в рынду! — заорал старшина.
Несмотря на отчаянный трезвон, поднятый Петрасом, огромное судно, по очертаниям танкер, прошло метрах в ста от катера, не снизив даже скорости.
Когда замер вдали рев туманной сирены, старшина сказал:
— Картина, друзья, ясная. На танкере нас, конечно, услышали, да подумали, что мы просто боимся столкновения, ну а что у нас такой такелаж, наверное, и не разглядели. Не вешать головы! Ну пронесло мимо нас этот танкер. Другие встретятся — и сухогрузы, и лайнеры. Да вот в чем вопрос…
— Старшина помолчал. — Вот в чем вопрос, друзья. Я много думал о том, как нам держаться, если встретим судно не наше, а чужое. Если наше, советское, то катер могут взять на буксир или поставить на палубу. Ну а если судно другой страны, то спасение нашей скорлупки им ничего не сулит, кроме задержки рейса. А скорость — это валюта. Нас возьмут на борт, а катер бросят на произвол судьбы. Так что, товарищи, я решил не покидать наш корабль, пока не достигнем какой-нибудь гавани. Ну если нас возьмут на буксир, то тоже останемся на катере. Вы только посмотрите, какой красавец наш КР-16, какой мореходец, да такого корабля больше и на свете нет! Жестокую бурю выдержал — и вот, пожалуйста, бежит себе под парусом. К тому же и по долгу службы, по присяге мы не имеем права бросать вполне боеспособный корабль. Теперь слушаю вас, ваше мнение. Все же положение наше, по правде сказать, сложное, и, может, я не то говорю, что-то перегибаю. Давайте проведем корабельный совет. Чтобы потом ни у кого не было… ну, сомнений… или, лучше сказать, чтобы все поняли, как надо себя вести, что бы ни случилось. Я, кажется, говорю не совсем складно, но, думаю, смысл моих слов вам понятен: не бросать корабль, а всеми силами бороться и за его и за свое спасение. У меня все. Говори ты, Алексей Горшков, как самый младший, тебе после меня первое слово.
— Да что тут говорить! Я согласен, товарищ старшина, что катер свой мы бросить не можем. Просто нельзя этого делать. Будет трусость и позор. Перенесли ураган, выстояли — и вдруг бросаем при хорошей погоде и при… нормальной, почти нормальной еде. Я говорю правду, что как нахлебаюсь этого супа из рачков, то долго есть не хочется, только пить тянет. И тем более, что скоро Петрас рыбу начнет вытаскивать со дна океана. Правда, Петрас?
— Не смейся, Алеша. Рыба будет.
— Вы что-то уходите от темы нашего совета. О рыбе другой разговор. Так, Алеха, ты согласен с моими доводами? Теперь ты, Петрас. Говори все, что думаешь.
Петрас Авижус улыбнулся:
— Дело ясное, старшина. Ты похож на моего дедушку, а он говорил всегда правильно.
— Ну спасибо, ребята! Я так и знал. С этим вопросом мы покончили раз и навсегда. Хотя его, по-вашему, и ставить было незачем?
— Пожалуй, — сказал Петрас, любуясь блестящими крючками.
— Почему же? — сказал Горшков. — Мы за все время еще ни одного собрания не проводили.
— Не ехидничай, Алексей, собрания тоже нужны. Еще наши предки все важные вопросы решали на вече… Как будто туман расходится, — продолжал старшина, немного помолчав. — Нам ни к чему этот туман. Особенно когда мы оказались на судоходных дорогах. Теперь только успевай замечать встречные суда.
Ему никто не ответил. Петрас был занят своей снастью, Горшков мечтательно смотрел на золотистое марево над водой и вспоминал свое недавнее, теперь казалось, такое беспечное житье. Как они все лето плавали вдоль цепочки островов, возвращались на базу, мылись в бане, ходили в кино, резались в «козла», ловили рыбу или ходили по ягоды на марь — синюю от голубицы. Потом вспомнилась ему Варя, с которой он дружил до призыва и помнил о ней до сих пор. Варя жила во Владивостоке на Второй речке, училась на водителя троллейбуса. Была очень самостоятельной и, как Горшкову казалось, относилась к нему снисходительно, попросту — терпела возле себя, а сама думала о высоком тощем парне — механике троллейбусного парка, с которым иногда ходила в кино.
Петрас подошел к рынде, ударил в нее, чистый звон меди напомнил Горшкову о последнем выступлении на ринге в клубе моряков. Противник, Игорь Бочаров, широкогрудый, с короткой шеей и чугунными кулаками, дрался расчетливо, зло. Горшков проиграл по очкам. В зале находилась Варя. Когда они пошли домой, она сказала:
— Я все боялась, Леша, что он тебя убьет. — Потом спросила: — Очень больно?
— Ну что ты, привычка…
— Хороша привычка! В другой раз нос свернут или глаз выбьют. Вот тогда узнаешь. — И Варя прижалась к его локтю.
Как давно это было! И что сейчас с Варей? Может, узнала, что он пропал без вести, и со спокойной совестью вышла замуж за того тощего парня…
Невеселые мысли Горшкова прервал старшина:
— Возьми правее, видишь, парус полощет! Так держать!
— Есть, так держать!
— Ты что-то размечтался на вахте, Алексей!
— Да нет, я тоже только хотел взять вправо, а тут вы…
— Ну ничего. Погода сегодня такая мечтательная, как во Владивостоке в конце мая. Вот такой же стоит легкий, розовый туман, и тихо и тепло, а впереди целое лето… А сейчас у нас впереди целая жизнь, может, этот эпизод останется самым интересным в ней. Ведь не с каждым вот такое случалось и все так счастливо кончалось.
— Но пока с харчами туго, питаемся одним планктоном, — вздохнул Горшков.
— Будет и рыба, — авторитетно заявил Петрас.
— Когда, интересно, будет? — не поверил Алексей.
— Да хоть сейчас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116