удивляясь показной роскоши первых классов и более чем скромному виду третьих, изумляясь и радуясь новизне ощущений. Они выходили на открытые галереи и смотрели в необозримое пространство океана, вслух мечтая о будущем. Иногда в эти минуты у Томаса Кейри мучительно сжималось сердце при мысли, что эта плавучая громада вдруг начнет погружаться в воду. Что он тогда предпримет, как спасет Джейн? Но Джейн с участием глядела на него, не в силах понять, что с ним происходит. Он с усилием улыбался, она брала его под руку, и они отправлялись на следующую палубу, и молодой человек, чувствуя тепло ее руки, отгонял тяжелые мысли, ему начинало казаться, что раз Джейн рядом, то с ними вообще ничего дурного не может произойти.
Близилось время обеда, и Джейн сказала, что страшно проголодалась, потому они зашли в бар на корме судна, который назывался в честь знаменитого пирата «Клуб Генри Моргана».

ПАРУС
Пошел дождь. Ветер растрепывал дождевые струи, превращая их в водяную пыль и туман. Вокруг потемнело. Старшина Асхатов поднялся на ноги.
— Сколько пресной воды пропадает зря, — сказал он, глядя на потоки, сбегавшие по ветровому стеклу рубки. — Надо бы подсобрать про запас. Да сейчас некуда. Прямо в трюм брать нельзя: грязный. Подождем до лучшей погоды. Для водяной цистерны брезентовую емкость приспособим.
— Разве у нас вода кончается? — с тревогой спросил Горшков.
— Пока еще хватает. Я, на счастье, не успел слить ее. Нет, воды у нас достаточно, пожалуй, на месяц хватит, если, конечно, с толком расходовать.
— Вы что, думаете, мы целый месяц будем болтаться?
— Никто, Алексей, не думает, да запас моряку никогда еще не мешал. Давай сменю. Курс прежний: сто пятьдесят?
— Нет, повернуло на сто шестьдесят.
— К зюйду ветер поворачивает. Вот и дождь кончается. Смотри, как посинела вода. Хоть белье сини. Все-таки быстро мы дрейфуем к югу. Наверное, пересекли Куро-Сиво и попали в какое-то новое южное течение. В Тихом океане, Алексей, течений этих пропасть.
— Видал на физической карте.
— На картах только самые основные показаны, а сколько их возникает при ураганах или вот при таких ветрах, от приливов и отливов и еще невесть от чего! Океан — это, брат, не какое-нибудь озеро, его изучать да изучать. Ты что, задремал уже?
— Нет, вас слушаю.
— Правильно делаешь. Я, Алексей, не намного старше тебя, на каких-нибудь четыре года, зато повидал уже кое-что в жизни… — Катер стремительно подняло на волну. Старшина перевел дух: — Видал? Здорово наш катерок даже на девятом валу держится! Так что нам, Алексей, дрейфить нечего. — Старшина испытующе посмотрел на безвольно прикорнувшего в углу Горшкова. — Так что, моряк, не вешай голову!
— Я не дрейфлю, товарищ старшина. А что касается нашего дрейфа, то здесь вы не правы, старшина.
— В чем же? — насторожился Асхатов.
— Да в том, что мы действительно дрейфуем по воле волн.
Старшина облегченно вздохнул и засмеялся:
— Ишь ты как ловко повернул! Молодец, матрос, никогда не теряй бодрости духа!
Утром ветер опять стих. Высоко в небе плыли редкие облака. По-весеннему грело солнце. С северо-запада катила протяжная мертвая зыбь. Пологие, как бы тщательно отполированные, валы бережно передавали кораблик друг другу, словно стараясь не повредить его.
Все трое членов экипажа стояли на палубе впереди рубки, заросшие щетиной, грязные, но счастливые от солнца, тепла, кротости подобревшего океана. Сейчас, когда стихия угомонилась, КР-16 будто вырос в размерах и стал увереннее держаться на воде. Старшина Асхатов несколько раз измерил взглядом палубу от рубки до носа а удовлетворительно хмыкнул.
— Прибрала волна что надо, — сказал Горшков.
— Что и говорить, корабль выдраен от клотика до киля, как говорится, да не о том я сейчас подумал.
Подчиненные вопросительно посмотрели на него.
— Видите ли, — старшина стал давиться от смеха, — что забавней всего, так это то, что нашему катеру запрещено выходить из бухты при волнении свыше четырех баллов.
Асхатов захохотал, засмеялись и Горшков с Авижусом.
— Знали бы портнадзорщики, сколько баллов нас трепало! — сказал старшина, вытирая кулаком слезы на глазах. — Вот веселый народ! — Все опять засмеялись, с радостным удивлением рассматривая друг друга, будто только что встретились после долгой разлуки.
— Ну и подзаросли мы, — сказал Горшков.
— Можно побриться, — предложил Петрас, — у меня безопасная бритва здесь и тюбик мыла уцелел.
— Обязательно. — Старшина помял лицо, покрытое рыжей щетиной. — Вот сделаем приборку в трюме и займемся личной гигиеной. В трюме надо все уголки обшарить, не завалялась ли где банка-другая консервов, ящики в щепки разбило. Надо заглянуть под настил, возле форпика, может, что и закатилось туда.
Петрас спросил:
— Какой будем завтрак готовить?
— Да обыкновенный, выбора у нас нету. Ты хочешь спросить, сколько положить тушенки?
— Да, товарищ старшина. У нас расходуется банка в день. Делим ее на три раза.
— Правильно. Такую норму мы установили и будем пока держаться этой нормы. Но сегодня прибавь по лишней ложке по случаю хорошей погоды…
— И окончания шторма, — весело добавил Горшков.
— Ну про это не будем загадывать. Штормов еще много впереди, время сейчас непогожее, вот разве пришлепаем в теплые широты, да, по правде говоря, не хотелось бы, пусть уж в этих местах закончится наше плавание, то есть разыщут нас. — Все посмотрели вокруг, на пустынный океан, на небо с редкими высокими облаками. — Ничего, сейчас уже недолго ждать, — сказал Асхатов.
Петрас ушел на камбуз разжечь примус. Асхатов сел на теплую палубу, прислонившись спиной к рубке, свернул самокрутку, прикурил от зажигалки и принялся наблюдать за Горшковым, который стал делать гимнастику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116