Только перестану, как она начинает прибывать. Через лючины просачивается. Сейчас пошла на убыль. Еще с полчаса покачаю, и, думаю, можно будет соснуть часок.
— Пока нельзя, Петрас. Теперь скажи, сколько у тебя там бензина осталось.
— Наверное, с четверть бака.
— И это все?
— Было еще в канистрах.
— Где они у тебя?
— Как всегда — в гнездах, в трюме. Думаю, целы. Только сейчас их не достать.
— И не надо. Покачай еще малость. Я бы к тебе Алеху прислал, да здесь дела поважней. А спать, Петрас, пока нельзя.
— Понятно. Ты не бойся, Ришат, выдержу. Мне приходилось по двое суток не спать, правда не в такой обстановке, да ничего — сдюжу. Ты только почаще покрикивай мне в трубку. Как там наш якорь? Похоже, сорвало?
— Да, Петрас. Сеть прорвалась, начинка уплыла. У тебя брезент цел?
— Какой брезент?
— Тот, что под трапом у тебя лежал.
— Наверное, там и лежит, между переборками. Ты прав, старшина. Брезент можно приспособить для якоря вместо матрасов. Он попрочнее.
— Займитесь с Алексеем. Он сейчас выйдет на корму.
Моторист Петрас Авижус и Алексей Горшков, с трудом удерживаясь на скользкой корме, сооружали новый плавучий якорь. Обод трала оказался цел, к нему Петрас крепил брезентовый конус. Ветер рвал из рук брезент и даже линь, которым они принайтовывали брезент на ободе. Волны окатывали палубу. Надо было выжидать затишья, чтобы сделать несколько торопливых стяжков. Горшков поскользнулся и чуть было не свалился за борт.
— Так дело не пойдет! — прокричал Петрас. — Давай я тебя привяжу! Линя у нас хватит.
— И себя тоже!
— Надо для страховки… Ну вот, теперь можешь спокойно падать, — сказал Петрас, прихватывая линь к лебедке и завязывая его морским узлом. — Теперь и себя подстрахую…
Через час неимоверного напряжения они сбросили новый якорь и, гордые делом своих рук, стояли на мостике и смотрели, как натянулся трос и катер, перестав рыскать по сторонам, развернулся кормой к ветру.
Петрас сказал:
— Вот теперь идем в полный фордевинд. Валяй грейся в свою рубку, или, хочешь, идем ко мне, у меня нагрелось от моторов.
— Нет, старшина приказал идти к нему в рубку. Да сейчас и не так холодно. Смотри, весь лед уже растаял, и вода теплая, только ветер жжет.
Петрас шагнул к люку моторного отсека и замер, подняв лицо к небу. Где-то над облаками промчался реактивный самолет. Скоро рев турбин поглотили голоса шторма. Петрас вернулся к дверям рубки, распахнул двери:
— Самолет! Старшина, самолет над нами пролетел!
Асхатов крикнул:
— Горшков, иди постой на руле!
Старшина и моторист долго стояли возле рубки, задрав голову к небу. Наконец Асхатов сказал:
— Правильно ищут. Теперь, как тучи разгонит, они снова появятся… Не пора ли перекусить?
— Хорошая мысль, Ришат. В трюме лежат консервы, тушенка, сгущенное молоко, — проглотил слюну Петрас.
— Это потом. На первый случай в кубрике есть колбаса, хлеб и сыр в рундуке.
— Сейчас приволоку!
Старшина вернулся в рубку. Стал рядом с Горшковым. Посмотрел на его сосредоточенное красивое лицо, на сильные руки, сжимающие рулевое колесо. Мысленно одобрил: «Правильно держишься, Алексей».
Горшков спросил:
— Ну как там?
— Пролетел. Где ему нас заметить в такую хмарь. Курс поиска они верный взяли. Теперь, как совсем развиднеется, еще пришлют машину. Думаю, нас эсминец догонит. Должен нас найти эсминец. Да и не один, наверное, уже вышел за нами. Ты как, Алексей, насчет еды?
— Еды? — Горшков почувствовал голодную спазму в желудке. — Как-то до этого не думал, а надо бы. Да есть ли у нас что?
— Найдется. У меня там в каюте колбаса, сыр и буханка хлеба. Сейчас Петрас доставит.
— Мне шибко пить хочется.
— Будет и вода. Водяной запас у нас в норме. Вчера слить бак хотел. Ведь на зиму становились.
В рубку ударил мокрый ветер. Вошедший Петрас протянул сетку с продуктами, чайник с водой.
Старшина пригласил:
— Заходи, похарчим вместе.
— И то дело. Хотя я себе оставил. У вас тут хорошо, светло, удобства, как на прогулочной яхте.
— Закрой двери плотней. Ты вот посмеиваешься, а не каждая океанская яхта такой шторм выдержит. Сейчас что — и волна поменьше стала, и ветер не такой, что ночью налетел. Кусай и ты, Алексей, со штурвалом и одной рукой управишься. Колбаса краковская, ребята, купил вчера в ларьке, а сам подумал: зачем столько на один ужин, — пригодилось, оказывается. Жалко, чайку сейчас нельзя разогреть, на камбузе — все летит. Да ничего, холодная вода, говорят, полезней…
Хорошее настроение старшины Асхатова передалось и его маленькой команде. Петрас стал рассказывать, как мальчишкой попал в первый сильный шторм на Балтике.
— Мне было тогда семь лет, только первый класс окончил. Отец с дедом в награду за хорошие отметки взяли меня на путину. Погода стояла тихая, теплая. Салака хорошо ловилась. А тут вдруг со стороны Швеции налетел ветер. Волну развело, конечно, не такую, как сейчас, да мне тогда казалось, что выше и страшней ничего не бывает. Дед мой стоял на руле, с потухшей трубкой в зубах. Шли мы на моторном баркасе. Отец находился в машине, старший брат с дядей отливали воду черпаками, только я один без дела оказался и ждал, когда нас совсем зальет волной или перевернет вверх дном. Дед мне головой кивает, улыбается: ничего, дескать, малыш, все это пустяки, а мне все хуже и хуже делается. Тогда дед говорит: «Бери ведро и выливай воду». Схватился я за ведро, зачерпнул в него воды со дна баркаса, стал выливать за борт, да ветер вырвал из рук ведро и утопил. Вот, думаю, влетит мне теперь за новое ведро. А дед смеется и кричит: «Бери котелок!» С котелком дело лучше пошло, и страх мой тоже как ветром унесло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116