Польщённый повар пренебрежительно махнул рукой.— Пустяки!.. Дня через три буду готовить обед на двенадцать персон. Вот там искусство будет! Ты только с остальной посудой поторопись!— Завтра все принесу, — ответил Николай. — А что за праздник будет?— Гости! — шепнул повар.Николаю очень хотелось поговорить ещё, но он уже заметил, что есаул наблюдает за ним. Чтобы не вызвать подозрений, Николай распрощался и вышел за ворота. За углом забора он столкнулся с поджидавшим его Трясогузкой.— Знал бы — и чайник твой паршивый не взял! — сердито сказал мальчишка.— За что такая немилость? — усмехнулся Николай.— Вокруг полковника увиваешься? Шкура продажная!— Откуда ты знаешь, что тут полковник?— Я все знаю!— А беспризорничаешь давно?— С потопа!— Ну, а звать как?— Тр… — чуть не проговорился Трясогузка и быстро поправился: — Трофим!Мальчишка рассвирепел — надо же так оплошать! Всю свою злость он обрушил на Николая.— Котлетки лопаешь? Чтоб кишки у тебя завернулись от них! Лизоблюд!Выпалив это, Трясогузка убежал. Николай пошёл домой. А есаул перешагнул высокий порог кухни.— Часто этот хлопоногий бывает у тебя? — спросил он у повара. — Что-то не нравится мне он!Повар угодливо улыбнулся.— А кому он понравится — убогий! Но вы, господин есаул, оставьте его пока в покое. Починит всю посуду, тогда хоть на столб его — вместо фонаря!У есаула не было причин подозревать Николая. Но Благов был злопамятен и упрям. Барон Бергер помешал ему обыскать мастерскую жестянщика. Этого было достаточно, чтобы есаул возненавидел и барона, и всех, кто присутствовал при разговоре. Благов искал повод, чтобы отомстить если не самому Бергеру, то хотя бы тем, кого он взял под защиту.— Сообщи мне, когда он отдаст твои ложки-поварёшки! — сказал есаул, уходя из кухни.— Будет исполнено! — ответил повар. МИКА В ЗАСАДЕ Мика не был ни таким ловким, как Цыган, ни таким дерзким, как Трясогузка. У Мики было другое преимущество. Хилый, с бледным лицом и умными, всегда печальными главами, он мог появляться там, где Трясогузке и Цыгану обязательно надавали бы по шее. Рука не подымалась на этого малыша. Зачем его бить или гнать? Он ничего не украдёт: сразу видно — не воришка. И вообще какой вред может принести обездоленный застенчивый мальчуган?Помахивая непомерно широкими обрубленными рукавами, Мика с утра пробрался к дому, к которому никто из жителей города по доброй воле не подходил.Контрразведка уже работала. За высоким глухим забором шла перекличка арестованных. За вчерашний день их накопилось одиннадцать человек. Никто из них, конечно, не знал ни об армии Трясогузки, ни о причинах крушения поезда. И батиста у них не нашли. Одних арестовали, потому что они долго не впускали солдат в квартиру или мешали проводить обыск, другие просто не понравились есаулу. Арестованных заперли в сарай, объявили их заложниками и не давали ни пить ни есть. Сарай был маленький: не только лежать, даже сидеть — и то тесно. Утром заложников вывели во двор на перекличку.Мика сидел на брёвнах напротив дома контрразведки и будто дремал, зябко упрятав нос в грязный мех жилетки. Но он все видел и слышал.— Соколова! — выкрикнул за забором унтер-офицер.— Здесь, — ответил дрожащий женский голос. — Пить дайте! Люди вы или звери?— Петров!— Ну, я! Черт бы вас побрал!Послышался звонкий удар. Мика съёжился ещё больше.— Савостин! — продолжал перекличку унтер.Мика не знал, сколько придётся сидеть на брёвнах и будет ли от этого какой-нибудь толк. Он вспомнил, как в такой же внешне обычный дом, только в другом городке, увели отца. Мика двое суток продежурил у ворот и видел, как на рассвете вывезли на телегах избитых и окровавленных заключённых. Он понял: на расстрел. На второй телеге, лицом вниз, с закрученными за спину руками, лежал отец. Это была их последняя встреча.Прошло полгода, но Мика, услышав ненавистное слово «контрразведка», все ещё чувствовал озноб. Бессильная и потому тоскливая злоба охватывала его, а ноги сами тащили туда, где было гнездо колчаковских палачей.Закончив перекличку, унтер-офицер повысил и без того громкий голос:— Есть и пить не получите, пока не будут пойманы виновники аварии на железной дороге!В ответ раздался ропот, но унтер скомандовал:— Увести их!До Мики не сразу дошёл смысл сказанного унтер-офицером. Лишь через несколько минут мальчишка догадался, что речь шла о составе, который наехал на костыль и свалился под откос. На сердце у Мики потеплело. Это было началом расплаты за отца. Но другая мысль заставила Мику насторожиться. Из-за этого крушения арестовали ни в чем не повинных людей! Он не выдал своего волнения — сидел, как и раньше, уткнув нос в жилетку, словно спал.Часовой, ходивший у дома, уже несколько раз поглядывал на беспризорника и наконец окликнул его:— Эй, пацан!Мика не шелохнулся.Часовой подошёл поближе.— Эй, ты!.. Живой?Мальчишка сидел на нижнем бревне, упёршись локтями в колени. Голова опущена на руки. Груда брёвен отгораживала его от холодного ветра. Слабо, но все же пригревало неяркое солнце. Мальчишка спал. Тоненькая синяя жилка пульсировала на виске. Она вызывала жалость.Солдат поскоблил дулом винтовки небритый подбородок, и Мика услышал, как он проговорил вполголоса:— Спи, леший с тобой!Часовой вернулся на место, а Мика продолжал сидеть. Выдержка у него была железная. Он мог не шевельнуться хоть до вечера. Но этого не потребовалось. Вскоре прискакал есаул Благов и приказал освободить сарай для новой группы арестованных. Заложников выгнали на улицу и повели к станции.Мика выждал несколько минут и медленно побрёл в ту же сторону. Свернув за угол, он побежал и догнал заложников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66