Наконец решилась и чуть слышно спросила:— Ты читал?— Ну, читал.— Чего-нибудь мне скажешь?— Пристала! — рассердился Трясогузка. — Может, и ты нравишься, а что из этого! Некогда мне сейчас!— Мне больше ничего и не надо, — покорно ответила Нина. — Хочешь, я уйду?— Ладно, сиди! — разрешил Трясогузка. — Я сам скоро уйду от вас.— Тебе у нас плохо?— Не плохо, а нужно… Могу вернуться потом, только вас тут не будет!— Почему?— Твой батя от красных удерёт.— А он их не боится. Знаешь, что он говорит?.. Красные хоть и антихристы, а люди хорошие.— Тогда, может, и вернусь.— Я тебя ждать буду!— Ну, жди… Только я в церкви работать не стану! И ты чтоб в попа не превратилась!Нина рассмеялась весело, счастливо.— Женщина не может быть священником!— Ну и хорошо… А то будешь махать кадилом, как дура!..У склада раздался выстрел. Трясогузка вскочил и подбежал к перилам. Выпучив глаза, уставился в упругую, смешанную со снегом тьму. Ничего не было видно…Ничего не видел и только что выстреливший часовой. Он стоял на тропе и, как Трясогузка, пялил глаза. Вокруг — снег и ветер. И ничего больше. А несколько секунд назад ему показалось, что в низине по тонкой снежной подстилке, прикрывшей болотные мхи, кто-то прополз от куста к кусту. Часовой пальнул наугад и теперь стоял и с суеверным страхом прислушивался.К нему уже бежали из караулки унтер-офицер с фонарём и несколько солдат.— Чего стрелял? — спросил унтер, видя, что никого из посторонних поблизости нет.— Вроде двигалось… Шевелилось вроде… — неуверенно сказал часовой, указывая дулом винтовки в сплошную стену несущегося по ветру снега. — А потом — сгинуло… Ни-ни!— Проверил?— С тропы, никак нет, не сходил! Без лыж туда не сунешься!Унтер тоже знал, что болото топкое. Чуть отойдёшь от края и провалишься по пояс в жидкую грязь, смешанную со снегом. Ползком пробраться можно или на лыжах. Но пачкаться унтеру не хотелось, а лыж часовым ещё не выдавали. Никто не ждал такого раннего снега.— Небось в кошку бил, серятина! — обругал он солдата и приказал, сменившись с поста, достать лыжи и прочесать кусты на болоте…А Трясогузка словно примёрз к чугунным перилам колокольни. Нина что-то говорила, тормошила его. Он не отвечал. Порой ему казалось, что через плотную пелену снега от склада пробивается свет. С каждой минутой чувство тревоги усиливалось. Сколько дней провёл мальчишка на колокольне и никогда не слышал, чтобы у склада стреляли. Неспроста прозвучал выстрел! И ещё этот свет ночью!..Трясогузка повернулся к Нине, схватил её за руки.— Есть у тебя одёжа какая-нибудь белая?— Замёрз?.. Принести пальто?— Оглохла! — горячился Трясогузка. — Оно у тебя белое, что ли?— Коричневое… А зачем тебе белое?— Надо! Надо! — почти прокричал Трясогузка.— Балахон хочешь?— С мертвеца?— У покойников — саван, — пояснила Нина. — А балахон — у кучеров, которые отвозят мёртвых на кладбище.— Давай балахон!..Длинный до пяток, из грубого, какого-то калёного материала балахон мешал Трясогузке бежать, но зато делал его почти незаметным. Добравшись до первых кустов и почувствовав под ногами зыбкое болото, он лёг на живот, чтобы не провалиться. Снег был чистый, нетронутый, белый, и даже в темноте Трясогузка быстро нашёл следы Карпыча.Мальчишка ни о чем сейчас не думал. Какая-то сила гнала его вперед, и он, где на четвереньках, а где ползком, продвигался от кочки к кочке. Он заметил, что следы сапог кончились. Дальше Карпыч тоже не шёл, а полз. В снегу остался неглубокий ровик, заплывший ледяной кашицей. Холода Трясогузка не ощущал. Он ничего не чувствовал — даже страха.Полз и полз по оставленной Карпычем бороздке, пока не уткнулся головой во что-то твёрдое. Приподнялся на локтях — перед носом чернели подмётки.— Карпыч! — шёпотом позвал Трясогузка и постучал по подмётке.Ноги не шевельнулись. Мальчишка принял вправо и припал ухом к груди старика. «Тик-тик-тик-тик…» — услышал он и подумал: «Жив!». Но под ухом была какая-то твёрдая круглая штука. Тикал часовой механизм мины. Когда Трясогузка понял это, он растерялся.Потом такая отчаянная злоба поднялась в нем, что он, вытащив из-под одежды убитого тяжёлую, похожую на консервную банку мину, готов был броситься напролом к складу. Убьют, так убьют!.. Но кому от этого лучше будет? Им же, семеновцам! И мальчишка не вскочил, не побежал, а пополз осторожно, медленно, метр за метром.Он не добрался до сторожевой тропы. У склада началась смена караула. За сумятицей снега угадывались светлые расплывчатые пятна фонарей. Послышались голоса и шлёпанье лыж по мокрому снегу. Световые пятна приближались. И Трясогузка, прижав к груди тикающую мину, пополз назад.Куда теперь? Что делать с миной? Как взорвать склад?Десятки вопросов и ни одного ответа! И посоветоваться не с кем: Платайс и Мика с беспризорниками уехали. Один Цыган ещё в Чите. Но что они могут придумать даже вдвоём?..
* * *
Солдаты нашли убитого Карпыча. Принесли его в караулку. Многие знали старого извозчика в лицо. Удивились, зачем он полез в это болото. Унтер снял с Карпыча сапоги, обшарил всю одежду и ничего не нашёл. Сел писать донесение о случившемся. И тогда один солдат сказал:— Не перехватил ли он лишку?.. А мы тут гадаем — в диверсанты старика записываем!Кто-то нюхнул. От щетинистых усов Карпыча явно пахло водкой. Перед тем, как лезть в болото, выпил старик косушку, чтобы не застудиться, а бутылку выкинул.Унтер разорвал начатое донесение: пьяный старик — не происшествие, а то, что убили его, — сам виноват. Ещё раз обругав серятиной солдата, стрелявшего в Карпыча, унтер ушёл в свою комнатушку. Но спать в ту ночь ему так и не удалось. Только он лёг, не разуваясь, на скрипучую кровать, как где-то у ворот склада раздался новый выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66