На одном из перегонов партизаны остановили состав, подменили охрану и увезли раненых в свой лагерь. Вместо них в вагоны погрузился диверсионный отряд. Для маскировки всех бойцов заранее обмотали марлевыми повязками и бинтами. И сейчас на станции Ага в тылу у семеновцев находился кулак, всегда готовый к бою. Если Свиридов решил поехать туда, чтобы присутствовать при расстреле красноармейцев, то он просчитался. Расстрела не будет, но помешать операции — рассекретить раньше времени этот боевой кулак — он мог.Так думал Платайс, а у Свиридова мысли были другие. Никого расстреливать он пока не собирался. Он хорошо изучил все донесения семеновской разведки и предвидел близкий разгром. Даже по ночам ему виделась карта «пробки». Трезво оценивая обстановку, он представлял будущие бои и понимал, что семеновцам не миновать окружения, «мешка», из которого трудно будет выбраться. На этот случай и приказал он перегнать эшелон с захваченными в плен ранеными на станцию Ага. По его тайному распоряжению их даже неплохо кормили и снабжали кое-какими лекарствами, над которыми бойцы диверсионного отряда хохотали до слез.Подполковник боялся, что, попав в окружение, а потом в плен, он неминуемо предстанет перед военным судом. За эшелон со спасёнными ранеными Свиридов надеялся выторговать если не свободу, то хотя бы жизнь.— Вы надолго туда? — спросил Платайс.— Дня на два.— А помните… — Платайс опять помрачнел. — Ещё до всего этого… Помните, вы пошутили, что не выпустите меня из Читы без прощального ужина?.. Настроение у меня — сами понимаете… Но для вас… Возможно, и самому полегче будет… Что, если мы на этой станции гульнём немножко?— В Ага?.. Что вы, господин Митряев! Там буфет с бутербродами ещё николаевских времён и больше ничего!— Но я слышал: буфет принадлежит читинскому трактирщику… Если хорошо заплатить… Выедет с поваром и обслужит наш пикник…— Да, но… сколько это будет стоить!— Что мне деньги!.. Мне дочь дороже всех сокровищ! Я без Мэри отсюда не уеду!— Даже если сюда придут красные?— Даже!.. Уж они-то найдут мою дочь!— Зачем же так мрачно! — подполковник покачал головой. — Вам действительно надо поразвлечься!..От Свиридова Карпыч повёз Платайса в трактир. За обедом он спросил у трактирщицы, какой доход приносит их заведение за день работы. Не зная, куда клонит господин Митряев, она раза в три завысила цифру. Платайс отсчитал названную сумму и сказал:— Завтра вечером вы будете обслуживать моих гостей, но не здесь, а на станции Ага.Трактирщица приоткрыла рот, но он не дал ей говорить.— Знаю! За хлопоты по переезду получите дополнительно проценты.Он отсчитал ещё несколько сотен. Но трактирщица опять приоткрыла рот.— Что ещё? — спросил он. — Мало?— Господин Митряев… Мы обслужим вас в лучшем виде!.. Но хотелось бы, чтобы и здесь трактир не закрывался. Смею вас уверить — это вам не помешает! На станции Ага будет все самое лучшее!— Хорошо! — ответил Платайс. — Да!.. Вот ещё что… У вас цыганенок служит. Пошлите его туда с гитарой! Пусть повеселит моих гостей… ВПЕРЁД, ОЛО, ВПЕРЁД! Дотемна Карпыч и Трясогузка просидели на колокольне. Старик смотрел в бинокль, а мальчишка рассказывал. Он знал своё «хозяйство» так, будто сам разводил и проверял караулы. Семеновцы выбрали для склада очень удобное место. Мелкий березняк хорошо маскировал многочисленные навесы, под которыми хранились ящики с боеприпасами. А вокруг склада с трех сторон было чистое поле. И лишь справа, недалеко от дороги, проложенной к воротам, длинным языком тянулась болотистая низина, поросшая кустарником. Она вплотную подходила к сторожевой тропе, сразу же за которой начинался забор из колючей проволоки. По тропе ходил наружный патруль — по одному часовому на каждую из четырех сторон склада. Внутренний караул с пулемётами находился на сторожевых вышках, установленных по углам.Чтобы подбросить мину, надо было проползти низиной до тропы. От неё до ящиков со нарядами не больше пяти метров.— А фонарей у них нету? — спросил Карпыч.— Каких? Карманных?.. Есть, наверно, — ответил Трясогузка.— Да не про то! — Карпыч забыл нужное слово. — Ну, этих… больших, однако!— Прожекторов? — догадался Трясогузка. — Нету! Не бойся!— Не бойся, говоришь? — улыбнулся старик.— А боишься — давай я!— Горяч ты, паря, однако!.. Не торчи ночью наверху. Я складов не взрывал, — может, половина Читы развалится?.. Поберегись!— А я взрывал! — Трясогузка вспомнил, как они сыпали порох в кухонную трубу. — Ничего особенного — печку и стену разворотило, и все!— Поберегись, однако! — повторил Карпыч. — Укройся — мне спокойней будет.— Ладно! — пообещал Трясогузка и подумал: «Шиш-то я уйду отсюда!»Караул у склада сменялся в полночь. Карпыч решил подбросить мину до смены, когда часовые уже устали и с томительным ожиданием поглядывают на караульное помещение: не показался ли разводящий унтер-офицер с новыми патрульными.В десятом часу Карпыч спустился с колокольни, а Трясогузка остался наверху. Порывами налетал ветер. Потом набрался сил и упруго подул с севера, плотный и холодный. Стало ещё темнее, и повалил первый в ту зиму снег.— Снег-снежок! Белый пушок! — пропел кто-то внизу.Трясогузка узнал голос Нины и услышал её быстрые шаги. Она поднималась на колокольню. «Чего ей надо! — недовольно подумал он. — Лезет, когда не до неё!»— Ты здесь? — спросила Нина.— Ну, здесь.— Я так и думала!.. Смотри — первый снежок!— Ну и что?— Ничего… Я всегда радуюсь первому снегу… А почему — не знаю. Как праздник!Нина подсела к Трясогузке. Было темно-темно. Долго сидели они молча. Нина все никак не могла решиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66