— Послушай, крошка, — начал Корольков, тыча в собеседницу указательным пальцем, — на твоем месте я бы не волновался… Ведь все хорошо, все замечательно, не правда ли? — Леха улыбнулся на манер Брюса Уиллиса. — Поверь, не стоит… Пока…
Корольков развернулся, не дожидаясь ответа, и зашагал наискосок через двор к своему подъезду. Он шел, небрежно помахивая пакетом, в котором лежали буханка бородинского с отрезанной горбушкой и полкило нетронутой сметаны. Леха не чувствовал себя проигравшим.
Вот только если вновь появится компания Кренделя… Это будет чересчур. Или не появится?.. Леха не оглядывался, чувствуя на себе взгляд огромных глаз рыжеволосой.
Да-а, заключительная фразочка вышла что надо, теперь девчонка его надолго запомнит… Хе-хе.
Очутившись в своей квартире, Леха прислонился к двери спиной и на секунду закрыл глаза. Он почувствовал: с его плеч словно гора свалилась. О Кренделе теперь можно было не думать до завтрашнего утра. …Он отдал матери покупки и, пробормотав что-то невнятное насчет тотального отсутствия молока в магазине, скорей прошмыгнул в свою комнату. Там развалился на кровати, глядя в потолок. Сходил, называется, в магазин…
Глава VIII
МОЙ ПАПА — КИЛЛЕР
В глубине души Леха рассчитывал, что Крендель в школу не придет. Ну какая школа, если Мишку в самом деле покусала собака? Воображение рисовало Лехе различные картины Мишкиных страданий, например: лежит Крендель в постели, одеяло откинуто, а врач, похожий на мясника, всандаливает ему сорок уколов от бешенства… Или так: Крендель — на операционном столе, из-под простыни торчат босые ноги, а доктор, на этот раз старичок в пенсне, подкатывает к столу швейную машинку «Зингер» с педальным приводом и трясет жиденькой бороденкой: «Нуте-с, молодой человек, просуньте сюда вашу конечность, будет у вас заплатка на погрызенном месте, собачкой погрызенном…»
В любом случае, Леха представлял себе долгий постельный период в жизни Мишки Кренделя.
Но мечты так и остались мечтами, а Королькову суждено было разочароваться.
Крендель в школу пришел.
До начала урока оставалось минуты две, когда он появился в классе. Хромать — не хромал, да и штаны на нем были не те, что вчера вечером. Он прошествовал мимо сидящего за партой Лехи с гордо поднятой головой — словно это не он, Мишка, улепетывал вчера от собаки, а кто-то другой.
Леха озадаченно оглянулся на Анжелку. И та бросила взгляд на Кренделя — но ей-то что было переживать? Рыжеволосая лишь пожала плечами и снова вернулась к прерванному разговору со своей соседкой по парте Светкой Трубецкой.
Потом был урок. Алгебра. Та самая, к которой вчера так упорно готовился Трушкин. Примерно в середине урока Леха подумал, что он — оптимист. Потому что в голове у него зародилась сумасшедшая мысль: если Крендель не набросился на него в первую минуту, значит, все вчерашнее забыто? И опять настало перемирие?
Как оказалось позже, ничего не было забыто.
Место, где все это произошло, оказалось обыкновенным школьным туалетом. Вскоре после первого урока весьма срочное дело заставило Леху Королькова заскочить на несколько секунд в туалет.
Почти одновременно с Лехой туда же зашел Колька Череповец из 9-го «А». Это было плохим признаком, но разве мог Корольков умотать сразу после того, как это понял?
Через минуту вновь хлопнула входная дверь.
— Металл суров, — раздался голос Кренделя.
— Суров, точно, — ответил Череп. — Ну что, маменькин сынок, попался? — Он внезапно простер руку и опустил ее на загривок Королькова.
БУХ.
От удара Леха пригнулся. Сзади раздался хохот.
Сейчас ему устроят харакири, пронеслось в голове у Королькова. Он обернулся, и в эту минуту снова хлопнула дверь — зашли Блэкмор и Спид. Так, еще двое… Что ж, теперь все в сборе, разве что без Цыпы. Ну, Цыпа не в счет…
— Металл суров, — повторил Мишка. — Ну вот, Моченый, мы и встретились, — торжественно продолжил Крендель. — Теперь нам никто не помешает.
Сколько времени осталось до звонка на урок? Пять минут? Семь? Десять?
И тут Леха вспомнил, что перемена после первого урока — большая. Двадцать пять минут, которые отводились на завтрак.
Так. Все учли, гады.
Ему необходимо продержаться до звонка, это — единственный выход. Сколько там осталось, минут пятнадцать? Или двадцать?
— Ну что ж, валяйте, — сказал Корольков.
В это время Цыпа стоял на стреме — сторожил дверь туалета снаружи. Кто бы ни мчался в туалет, щуплый Цыпа вставал на пути, как прибрежная скала встает на пути любой волны.
— Закрыто, на фиг, — храбро заявлял Цыпа, — ремонт, блин.
Особо настырным он советовал валить в другой конец коридора — там тоже был туалет.
И народ валил… Потому что все знали, с кем дружит Цыпа; совать нос в дела этой компании не желал никто.
…Славка Трушкин сидел в классе и рассматривал, как вокруг него жуют бутерброды. Сам Славка бутера не ясевал. Он думал о том, где сейчас находится Корольков. Лехи-на сумка уныло лежала на парте и создавала впечатление крайней сиротливости, даже тревоги.
Леха сегодня был каким-то… неразговорчивым, что ли. Не таким, как всегда. И утром, до школы, Славка его не видел, хотя они прежде частенько встречались еще в подъезде и шли в школу вместе. (Леха обычно выходил без пятнадцати, Трушкин это знал, и сам выходил без пятнадцати.) Но сегодня Славка пришел в школу один — и увидел, что Леха уже сидит за партой.
После первого урока класс перешел в кабинет географии. Корольков бросил свою сумку на парту и вышел.
Он так и не проронил ни слова.
А Трушкин остался в классе.
Что-то случилось вчера вечером — пока он, Славка, сидел над этой проклятой алгеброй?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52