– Не имею понятия. Мне нужно еще немного времени.
Когда Миковски поинтересовался у Санди, что она делает в данный момент, у нее возник огромный соблазн сказать правду: «Я выгладила Южную Умбрию, поставив утюг на отметку шерсть, а теперь укрепляю ее с помощью клейкой ленты, чтобы не допустить гражданской войны». Однако Санди благоразумно промолчала, не желая, чтобы шеф велел ей завтра с первым же рейсом возвращаться назад.
– А у нас неприятности! – бросила ей в лицо Роуз Сандерман, как только Санди на следующее утро появилась в детском отделении. – Уверена, что это результат вашего вчерашнего визита. Ведь я предупреждала, что мальчика легко вывести из равновесия. Он уже давно этого не делал. Мой долг поставить в известность доктора Атазарова. Я не уверена, что ваше присутствие благотворно влияет на больного…
– Что произошло? – прервала ее Санди.
– Декс… поранился, – ответила медсестра, потупившись. – Ах, как досадно! Подумать только, вот уже три года, как он оставил эту практику.
– Поранился? Серьезно?
– Нет, срезал кусочек кожи у себя с живота, как обычно.
– Откуда у него нож?
Роуз пожала плечами.
– Послушайте, – с раздражением сказала она, – вы прекрасно знаете, что им ничего не стоит раздобыть его, если они очень захотят. Декс изготовил что-то вроде скальпеля из консервной банки, заточив его о стену. Невозможно следить за каждым больным двадцать четыре часа в сутки или всех обыскивать трижды в день, ведь здесь не тюрьма – мы стремимся лечить людей, не подвергая их унижениям. Впрочем, возможно, у вас в ФБР в ходу совсем другие методы.
На эту колкость Сандра решила не отвечать. В больнице у нее не было никаких прав. Продолжай она настаивать на своем, Атазаров мог поднять шумиху в прессе, на телевидении, громко возвещая о давлении со стороны полиции. Санди сделала вид, что по-настоящему встревожена здоровьем юноши. Теперь она начала понимать, что на каком-то этапе между Роуз и Декстером завязались отношения, подобные тем, что установились между ней самой и Робином.
– Я не предполагала, что у Декстера склонность к членовредительству, – с сожалением произнесла Санди. – Атазаров мне ничего не говорил.
Роуз отвернулась, явно смущенная.
– Увы, – вздохнула она. – Одно время он к этому пристрастился. Рисовал шариковой ручкой у себя на животе или груди, а затем вырезал лоскуток кожи с помощью любого острого инструмента, который попадался ему под руку. И требовал, чтобы лоскутки опускали в пузырьки с формалином.
– Вы сказали «рисовал», что именно?
Медсестра удивленно вскинула брови.
– Так, ничего особенного, – промолвила она. – Просто фигурки геометрической формы с двумя острыми концами… наподобие части сборной головоломки.
У Санди сразу возникло подозрение… какая-то неясная мысль, пока лишь предположение…
– Вы их сохранили? – прошептала она. – Ну, эти… пузырьки? Они не пропали?
Роуз задрожала, застигнутая врасплох. Она оглянулась, желая убедиться, что коридор по-прежнему пуст.
– Да, – неохотно призналась она. – Но не говорите об этом доктору Атазарову. Я сберегла их для Декстера, чтобы его успокоить. Если бы их выбросили, состояние мальчика могло ухудшиться. Еще совсем недавно он требовал, чтобы я ему их демонстрировала раз в неделю, и он пересчитывал пузырьки. К счастью, потом Декстер про них забыл.
– А мне вы можете показать? Только показать?
– Не сейчас, – попросила Роуз. – Сегодня я на дежурстве. Когда-нибудь в другой день. Правда, вы будете разочарованы – в них нет ничего интересного. Обычные лоскутки кожи, плавающие в формалине. Диссертацию на этом не защитишь.
Санди решила не упорствовать. По большому счету медсестра была совершенно права. Фрагменты эпидермиса – еще один дополнительный симптом фобии разрушения, жертвой которой стал Декстер. Прежде чем перейти к иллюстрированным журналам, юноша резал собственную кожу. Не пробовал ли он изготавливать из нее человечков, чтобы снабдить Южную Умбрию существами более живыми в его глазах, чем изображения звезд, напечатанные на серой газетной бумаге? Гипотеза заслуживала рассмотрения.
«Бог, – подумала Санди. – Бог, сотворяющий из собственной плоти себе подобных для того, чтобы заселить созданный им мир…»
Старшая медсестра проводила Санди в палату юноши. Тот явно ждал ее визита, сидя на краешке кровати. Руки Декстера лежали на крышке картонной коробки. Как только Роуз вышла, Санди извлекла из сумки Южную Умбрию, тщательно проглаженную и укрепленную на сгибах.
– Спасибо, – произнес Декс дрожащим от волнения голосом. – Примите горячую благодарность моего народа – вы вернули нам достоинство! Отныне мы будем жить в обновленной стране. Я сделаю вас герцогиней Белого лебедя. Церемония посвящения состоится немедленно, на скамейке возле газона.
Уложив лист бумаги в коробку, юноша вышел из палаты, стараясь держаться подчеркнуто прямо, с достоинством, как и подобает лицу королевской крови.
На этом этаже, где лежали дети с безопасными для окружающих психическими расстройствами, царило относительное спокойствие. Санди заметила среди них ребенка, страдающего извращенным аппетитом – неврозом, заставлявшим беднягу есть самые невероятные вещи: бумагу, тряпки, землю, мелкие камешки, и другого больного, одержимого болезненной жаждой, который поглощал воду в устрашающих количествах. «Буйные» аутисты находились этажом ниже. Их легко было распознать по симптому, который на профессиональном жаргоне назывался «синдром горячей игрушки». Действительно, едва коснувшись пальцами какого-нибудь предмета, они тут же их отдергивали, словно схватились за обжигающую головешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128