«Однажды и я так поступлю, – порой говорила себе Санди. – Подожду еще год-два. В сорок нужно решаться…» Этим человеком мог стать кто угодно, но только не Матайас Грегори Миковски. Только не он.
Наконец Санди добралась до больницы. Перед дверью палаты Робина дежурил мрачного вида полицейский. Чтобы обеспечить мальчику охрану, Миковски сыграл на том, что похититель мог продолжить преследование бывшей жертвы. Санди в это не верила. Войдя в комнату, она застала Робина за чтением. Нет, не комиксов – в руках ребенка была «Илиада» – потрепанный экземпляр, взятый в больничной библиотеке.
– Тебе нравится? – спросила Санди, чтобы начать разговор.
– Плохой перевод, – недовольно проворчал Робин. – Я мог бы перевести гораздо лучше.
Санди присела на стул с пластиковым сиденьем и открыла портфель. Ребенок не выглядел агрессивным или подавленным, как можно было ожидать.
«С ним придется нелегко», – подумала она, ощутив что-то вроде судороги в области солнечного сплетения.
Покинув больницу ровно через два часа, Санди вышла на улицу в полной растерянности. За время свидания с Робином она успела исписать почти весь блокнот и у нее сложилось впечатление, будто только что взяла интервью у инопланетянина. Санди решила вернуться в офис, чтобы привести в порядок свои мысли. Однако не успела она сесть за рабочий стол, как в кабинет без стука вошел Миковски. Ей тут же пришло на ум одно из определений слова «насилие» – вторжение куда-либо без разрешения.
– Ну как? – небрежно осведомился он. – Видела ребенка?
– Конечно, – ответила Санди. – Странный человечек. Тип личности, нацеленный на выживание.
– Что ты под этим подразумеваешь?
– Робин сопротивляется жизненным испытаниям с помощью собственной, разработанной им методики. Все, что с ним случается, он преодолевает, считая это своего рода экзаменом, которому его подвергают «настоящие родители». Выйти победителем благодаря ловкости или стойкости для него дело чести, триумф, который способен возвысить его в глазах «семьи». В сущности, чем больше он страдает, тем закаленнее и сильнее становится, в смысле преодоления испытаний. Ребенок все еще не переключился на реальность и живет во власти своей «королевской» фантазии. Старая песенка: он наследник трона, у нас будут серьезные неприятности, если мы тотчас не отправим его домой к настоящим родителям, разрыв дипломатических отношений, угроза войны с Южной Умбрией, его родиной, и так далее в том же роде.
– Мальчишка не верит, что он сын Джудит Пакхей?
– Нет, все еще нет. Робин продолжает цепляться за свою теорию. «Выход во внешний мир» – это его собственное выражение – непременная составляющая ритуала инициации, знаменующего собой окончание детства. Представляешь, он просветил меня, что подобные обычаи существовали у некоторых племен в долине Амазонки.
– Его по-прежнему заносит?
– Что поделать, так он защищается от враждебного мира, создавая себе панцирь псевдореальности. Робин прячется под этим панцирем, символизирующим для него возвращение в «родной дом». Ясно, что в семье Пакхей не все гладко. Интересно, собирается ли мать навестить его?
– Джудит сказала, что у нее совсем нет времени: у старика односторонний паралич, и она не может оставить его ни на минуту. По-моему, она попросту не желает, чтобы парень возвращался домой. Чего-то боится. Больше всего я сейчас хочу знать, куда Робин все-таки направлялся? Он тебе что-нибудь говорил?
Санди сделала вид, что раскладывает бумаги на столе. Женщине совсем не нравилась та роль, которую определил ей Миковски.
– Да… – неохотно призналась она. – По крайней мере ему кажется, что он знает, куда идти. Адрес якобы был ему передан во сне, что довольно типично для фантазмов.
– Он сообщил тебе адрес?
– Нет… пока нет.
– Пообещай, что мы его туда отвезем. И это даже не будет ложью: мальчишка нам нужен, чтобы опознать дом и его владельцев.
По лицу Санди пробежала тень.
– Слишком суровое испытание для детской психики, – сказала она. – Когда мы прибудем на место, может произойти одно из двух: либо система психологической защиты, ограждающей сферу сознания, разрушится и Робин, столкнувшись с реальностью, впадет в глубокую депрессию или даже аутизм, либо будет по-прежнему придерживаться своей фантазии, видя в нас агентов некой политической структуры, стремящейся разделаться с несчастным королем в изгнании. И в том и в другом случае это может для него плохо кончиться.
Миковски пожал плечами.
– Другой возможности нет! – отрезал он. – Необходимо действовать, обезвредить преступника, пока он не похитил очередного ребенка и не сделал его таким же чокнутым, как Робин.
– Робин не сумасшедший! – возразила Санди. – Он просто воспринимает реальность в искаженном виде. Вполне возможно, все это вбил ему в голову похититель. Король в изгнании, осаждаемый полчищем врагов. Отсюда необходимость жить в замкнутом пространстве «замка» и нежелание совать нос во внешний мир. Логично, не правда ли?
Специальный агент сделал жест, давая понять, что его мало интересуют детали.
– Сделай так, чтобы Робин заговорил, – отчеканил он. – Скажи, что скоро мы его туда отвезем. Если тебе нужно моральное оправдание, думай о том, что, возможно, другой ребенок уже взят в плен и ему предстоит провести в заключении десяток лет.
Миковски резко повернулся и вышел, даже не закрыв за собой дверь. Санди увидела в этой приоткрытой двери новый символ тайных намерений своего шефа. Она с ненавистью смотрела ему вслед. «Я становлюсь параноиком, – подумала Санди. – Не пора ли нанести визит моему контролеру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128