Несмотря на кажущуюся хрупкость, Джедеди в периоды нервной встряски демонстрировал необычайную физическую силу, с которой Робин ничего не мог поделать. Пока они шли к заброшенной станции, Джедеди не переставал бурчать себе под нос угрозы, перемежающиеся с молитвами и выдержками из Библии. Руки старика дрожали от гнева, и он распространял вокруг себя резкий запах пота. Робин впервые видел его в таком состоянии. Ему стало страшно, и он начал вырываться, пытаясь освободиться, но безумный наставник все-таки доволок его до шестого рычага стрелочного перевода, до которого вчера ему не суждено было добраться. Достав из нагрудного кармана своего комбинезона цепь, Джедеди обернул один ее конец вокруг талии ребенка и закрыл этот «пояс» на висячий замок, а вторым концом обмотал большой черный рычаг, повесив на него второй замок.
– Дело сделано! – победно возвестил старик, пряча в карман ключи от двух замков. – Теперь ты не сможешь удрать в самый ответственный момент. Когда небесный огонь разольется по рельсам, направь его на собак и выполни свой долг.
Продолжая что-то приговаривать, Джедеди оставил Робина на путях и поспешил на стрелочный пост. Там, стоя на платформе с Библией в руке, он принялся читать вслух Священное писание громким, срывающимся на визг, голосом.
Мальчик стал тянуть цепь изо всех сил, но она не поддавалась, не было никакой надежды на освобождение. Для этого ему потребовались бы пила по металлу или болторезный станок – инструменты, как раз находившиеся совсем недалеко отсюда, в сарае. Робин был близок к тому, чтобы вновь оказаться во власти паники, понимая, что гроза вот-вот снова обрушится на каньон, придет после полудня, когда жара достигнет своего апогея, а осы, как и накануне, начнут сходить с ума, и воздух наполнится их жужжаньем. Внезапно небо с грохотом расколется пополам, рельсы станут полупрозрачными, превратятся в два стеклянных стержня, подсвеченных изнутри, и будут приближаться к нему со стремительной скоростью, а когда жидкий пламень коснется его ступней, он умрет. «Вот почему Джедеди не давал мне обуви: не хотел, чтобы между моими ногами и наэлектризованными рельсами был хоть какой-то изолирующий материал», – с тоской подумал Робин.
Последний аргумент окончательно вывел его из равновесия, он принялся рваться с цепи, пока не ободрал всю кожу на животе. Старик тем временем, сидя на своем насесте, продолжал осыпать Робина бранью, призывая сохранять достоинство. Он бурно жестикулировал, исходя потом и вздымая тощие руки над головой, и цитировал то Евангелие от Марка, то Апокалипсис…
Дважды в это утро воздух принимался дрожать, насыщаясь электричеством, легкий пушок на коже Робина вставал дыбом, а осы издавали угрожающее жужжание. Робин поверил, что смерть его близка, как никогда, и, не сумев сдержаться, обмочился. Он плакал все утро, с самого рассвета по лицу его текли слезы, которых он не замечал. В изнеможении Робин опустился на шпалу и обратил взгляд к небу. Возле лица вились осы, задевая за мочки ушей, словно насекомые потеряли ориентацию и летели не ведая пути, натыкаясь на окружающие предметы и ударяясь о них.
Вдруг внимание Робина привлек металлический звон, заставивший его вскочить. Повернув голову, он увидел, что по ступенькам платформы катится жестяная кружка, из которой Джедеди Пакхей обычно пил травяную настойку. Старик лежал вытянувшись на пороге будки, вероятно, настигнутый внезапной болезнью. Не издавая ни звука, он открывал и закрывал рот, его обломанные ногти царапались о цементный пол. В мертвой тишине каньона этот скрежет раздавался с необычайной громкостью.
«Сердечный приступ, – подумал Робин, – последнее время старик был слишком взвинчен».
Прошла четверть часа, а Джедеди и не думал подниматься, он перестал двигаться и казался мертвым. Из лесу вышли Бонни, Понзо и Дорана, которые, вероятно, прятались там с самого утра. Дети спорили, не зная, как им поступить. Они не решались подойти ни к деду, ни к Робину, который громко крикнул:
– Ключи! В кармане Джеда! Скорее возьмите их!
Дети не двинулись с места. Дорана сделала движение, словно собиралась перебраться через рельсы и направиться к пленнику, но Бонни схватил ее за плечо, не пуская.
– Не ходи! – услышал Робин. – Молния ударит с минуты на минуту. Ему уже не поможешь.
– Позовем маму, – протестовала девочка, – мама знает, что нужно делать.
– Вот еще! – грубо оборвал ее Бонни. – Мама будет недовольна, что мы к ней пристаем.
Понзо явно колебался, чувствовалось, что ему не по себе.
– Дорана права, – пробормотал он. – Предупредим маму. Не из-за него, конечно, – Понзо кивнул в сторону стрелки, – а из-за дедушки. Ему совсем плохо.
Не дожидаясь одобрения, Понзо повернулся и помчался на ферму, а его брат и сестра остались на насыпи, поглядывая то на небо, то на Робина.
Наконец показалась Джудит. Она бежала задыхаясь, неловко, как обычно бегают девчонки-подростки. Достигнув края платформы, она тоже на мгновение замерла, будто собираясь с мужеством, затем поднялась по ступенькам на пост стрелочника, пока дети оставались внизу. Не задержавшись возле отца, Джудит быстро спустилась, в ее руке поблескивали ключи. Робина захлестнуло чувство благодарности, вновь вернулась надежда. Правда, Джудит немного помедлила на последней ступеньке лестницы, а когда вышла на колею, несколько раз оглянулась, словно убеждаясь, что Джедеди до сих пор не пришел в себя.
«Он не умер, – подумал Робин, – просто потерял сознание».
Глядя на приближавшуюся Джудит, он не мог избавиться от мысли, что она, не раздумывая, могла повернуть обратно, если бы отец вдруг встал и призвал ее к порядку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128