Бонни, Понзо и Дорана работали как звери, в этом им нельзя было отказать. Детские руки обчищали кусты с неподражаемой ловкостью, но, несмотря на все мастерство, ветки оставляли на их коже кровавый след, на что они вовсе не обращали внимания. Как только ведра были доверху наполнены, Бонни объявил, что пора возвращаться на ферму.
– В твоих же интересах не пытаться ловчить, – наставлял он Робина, когда их маленькая процессия выходила из лабиринта. – Со стариком Джедом шутки плохи. Если выкинешь какой-нибудь фортель, он тебя заставит самого себя наказать – высечь букетиком из колючих веток. Мы-то все через это прошли, но тебе вряд ли придется по вкусу. И не жди особых милостей, по-моему, Джед имеет на тебя зуб из-за дерьма, в которое ты влип…
Намеки Бонни были непонятны Робину, он едва удержался, чтобы не поправить мальчишку. Тот коверкал грамматику так, что у Робина волосы вставали дыбом на голове. Только когда ягоды были перенесены в сарай и тщательно укрыты от мух, дети переступили порог центрального здания. В ветхой гостиной, обставленной с удручающей безвкусицей, пол издавал отвратительный скрип. Желая заполнить наступившую паузу, Робин стал рассказывать, что у сегунов феодальной Японии существовал обычай настилать в замках особые «поющие» полы, чтобы ночью можно было легко обнаружить подкрадывающегося убийцу. Робин считал эту историю занимательной, однако никто не слушал, и его голос растворился в глухом шипении Понзо и Дораны, затеявших ссору.
– Заткни глотку, – прошептал Бонни, толкая его локтем. – Здесь всем наплевать на твои басни. Да и говоришь ты мерзко, вставляешь словечки, которых никто не понимает. Запомни: истории про косоглазых или, скажем, про ниггеров никому не интересны.
Но тут вмешалась Джудит.
– Робин, – тихо произнесла она, – я не знаю, как тебя воспитывали раньше, но у нас в семье не принято, чтобы дети учили уму-разуму взрослых. Сегодня это не так уж важно, потому что с нами нет дедушки, но я уверена, ему не понравилось бы, что ты стараешься показать свою ученость. Тебе придется расстаться с привычкой употреблять иностранные слова и говорить о вещах, которые происходят в других странах, потому что дедушка этого не выносит. Он и так недоволен, что я научила твоих братьев читать.
– Вот тут он прав, – прозвучал голос Бонни, – без книг можно отлично обходиться. У меннонитов, например, вообще нет школ, и никто не заставляет детей читать. Это даже считается грехом, особенно для девчонок.
Собрав всю свою выдержку, Робин кивком показал, что готов покориться. Он ощутил в груди знакомый холодок: им вновь овладевала паника. Джудит Пакхей опустила на плечо сына большую шершавую ладонь.
– Не огорчайся, – со вздохом промолвила она. – Постепенно приспособишься, усвоишь наши правила. Главное, чтобы ты поскорее выбросил из головы мусор, который в ней накопился. Работа тебе поможет. А когда у тебя будет больше мускулов, чем мозгов, ты сразу почувствуешь себя лучше.
До конца ужина больше общие разговоры не велись. Джудит и Робин ели без аппетита. Дети продолжали тихонько переругиваться на своем уродливом языке, тонкостей которого Робин не понимал. Пища не отличалась изысканностью, но была обильной. Бонни и Понзо попросили добавки. На другом конце стола был поставлен прибор, но место оставалось незанятым. Робин предположил, что оно предназначалось для Джедеди. После того как все насытились, Джудит велела детям немедленно подниматься наверх, в спальни. За время ужина ей так и не удалось справиться с тревогой. Робин заметил, что женщина вздрагивала при малейшем шорохе, бросая беспокойные взгляды на дверь.
Бонни подал пример остальным, быстро поднявшись по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж. Каждому предназначалась отдельная спальня, а вот ванной комнаты не оказалось. Возле кроватей стояли эмалированные ведра, которые нужно было выносить по утрам. Вид комнат вызвал у Робина брезгливость: обшарпанные, неухоженные, с потрескавшимися потолками и облупившимися стенами. Дети спали не в пижамах, а в ночных рубахах из грубого полотна на твердых как камень матрасах. Для освещения помещений использовались висевшие над дверью слабенькие 25-ваттные лампочки.
– Никаких замков и задвижек, – прокомментировал Бонни. – Дед не разрешает. Считает, что дети не должны закрывать двери. По ночам он делает обход – прокрадывается на цыпочках и проверяет, чтобы мы себя не трогали. В твоих интересах, парень, всегда держать руки поверх одеяла, понимаешь, о чем я говорю?
Комната Робина находилась в дальнем конце коридора, суровая келья, которую самый строгий монах не упрекнул бы в излишествах.
– А теперь в постель, – распорядился Бонни. – Завтра на заре опять примемся за ягоды. По утрам работается лучше – меньше мух. Если ночью увидишь деда, не смотри ему в глаза и держи язык за зубами. Вообще старайся быть на задворках, будто ты самый распоследний слуга-ниггер. Членом семьи станешь, когда дед этого захочет, а пока ты что-то вроде привидения. И если он вздумает на тебя помочиться, ты должен не возмущаться, а стоять как столб и ждать, пока он не стряхнет последнюю каплю!
– Он может такое сделать? – поразился Робин.
– Да он и не на то способен, – прошептал Бонни, в голосе которого уже не было прежней уверенности. – Джедеди здесь всем заправляет, он и отца нашего убил, потому что тот ему перечил. Не забывай об этом.
Робин весь напрягся.
– Ты думаешь, он убил вашего отца? – спросил он изумленно. – Да ты шутишь!
– Он и твой отец, дурачок! – присвистнул мальчишка. – Нечего болтать лишнее, но это чистая правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128