Мужья или жены наставляли им рога, дети становились наркоманами. Из своей учености, в муках приобретенной на университетской скамье или в кабинете психоаналитика, они не могли извлечь для себя ни малейшей пользы! И она не исключение.
Санди разобрала ящики стола, передала дела сотруднице и покинула местное отделение Федерального бюро, чтобы никогда туда не возвращаться. Напоследок ей пришлось устроить нечто вроде прощальной вечеринки, на которую явилось не так уж много народа. Даже Миковски ушел раньше других под каким-то благовидным предлогом. Поговаривали, что в последнее время он пристрастился к алкоголю и вечерами таскался по барам. Как следует набравшись, специальный агент всем надоедал рассказами о криминальном гении десятилетнего возраста, который под покровом ночи совершал свои гнусные злодеяния, сидя на кубышке с сокровищами, спрятанными в лесу. Никто не принимал эти сказки всерьез, и полицейские любезно доставляли его домой, когда он был не в состоянии вести машину сам. Санди к выходкам бывшего начальника относилась с недоверием. Не хитрил ли Матайас? Не пробовал ли усыпить ее бдительность?
Миковски вполне мог прикидываться дурачком, чтобы заставить ее совершить ошибку, а когда она окончательно почувствует себя в безопасности, выйти из тени и защелкнуть на ее запястьях стальные кольца наручников. Нет, она ни за что не даст себя провести. Так легко он ее не получит.
Наконец Санди решила, что ночью уедет из города, поместив Робина в багажник. Больше ни дня не хотела она выносить мрачной атмосферы квартиры, всегда погруженной в полумрак, не говоря уж о заметно участившихся визитах консьержки. От затворничества, к которому они оба были приговорены, Санди страдала сильнее, чем ребенок.
В Малибу ощущение замкнутого пространства сразу смягчилось близостью океана. Можно было не только видеть, но и слышать его голос… и крики чаек. Правда, с Робином контакт налаживался медленно. Санди с изумлением стала замечать, что иногда разговаривает сама с собой, чтобы не жить в полной тишине. Ей так и не удалось понять, что же скрывается в белокурой головке мальчика. Всегда вежливый, спокойный, он не проявлял по отношению к ней никакого участия и сердечности, а ей так хотелось видеть его веселым и ласковым. «Ты слишком спешишь, – утешала себя Санди. – Робин к тебе еще не привык. Чего он только не натерпелся за эти месяцы, а ты хочешь, чтобы он бросился в объятия к первому встречному?»
Когда Робин поинтересовался, нет ли новостей о Декстере, Санди протянула ему газету. Отвечая на его вопрос о судьбе Джудит Пакхей и Джедеди, она не стала скрывать от него обстоятельств трагедии, произошедшей на ферме. Ни то ни другое событие мальчик никак не прокомментировал.
– Ради Бога, не смотри на меня как на психолога, – однажды вечером сказала ему Санди. – Ничто больше не связывает меня с Федеральным бюро. Теперь я – твоя сообщница. Если нас схватят, обоим грозит тюрьма. Вот почему мы вынуждены скрываться. Через некоторое время, когда я все подготовлю, мы уедем с тобой далеко отсюда, на север, и наша жизнь изменится. А пока наберись терпения: такие дела не делаются за пару недель.
Робин покорно кивал, а Санди не могла отделаться от ощущения, что он ей не верит. Она догадывалась, о чем думает мальчик: она похитила его для себя, для собственного удовольствия. Для этого и поселила здесь, на берегу океана…
Впрочем, далек ли он был от истины?
Шли дни. Каждый раз, когда Санди наведывалась в город, где у нее были приемные часы в клинике, она содрогалась при мысли, что, вернувшись, обнаружит пустой дом. Чтобы поскорее разделаться со своими служебными делами, Санди передала оставшихся пациентов коллегам-психоаналитикам. Несколько раз она узнавала в толпе силуэт Миковски, который ее преследовал по пятам. Случалось такое и в Малибу, где она приняла за него продавца мороженого. Санди по-прежнему постоянно чувствовала присутствие специального агента, словно он ждал, когда она совершит промах, допустит ошибку, которая позволит ему устроить засаду в ее новом жилище.
Вечерами Санди играла с Робином в шахматы или любовалась им, когда тот рассматривал книги по искусству.
«Что ждет нас в будущем? – спрашивала она себя в такие моменты. – Мы чем-то напоминаем одну из тех жалких пар, которые совсем не подходят друг другу: престарелая любовница и юный жеребец. Ущербный союз, который не может долго продлиться. Женщина, нашедшая сына-любовника, и мальчик – мамашу-шлюху… Как все это грустно!»
Санди не сводила глаз с нежного профиля ребенка, отдавая себе отчет в том, что наслаждается последним сиянием его красоты. Как не вспомнить Декстера? Она знает, что Робина ждет та же судьба. Он относится к тем прелестным детям, которых безнадежно уродует отрочество. Через два года он подурнеет, а значит, их медовый месяц будет кратким. Нужно этим пользоваться, пока еще есть время.
«Может быть, я освобожусь от чар Робина, когда изменится его внешность?» – думала она. Странно было то, что Санди почти жаждала освобождения. Но в ожидании этой еще призрачной свободы она упивалась близостью ребенка, подобно тонкому знатоку произведений искусства, заполучившему редчайшую, единственную в своем роде статую. Санди могла созерцать Робина часами, приходить в восторг от его грации, мимики и движений. Временами у него бывало совершенно особенное выражение лица, неподражаемый взмах ресниц или наклон головы, за которые можно было без колебаний отдать все сокровища мира, собранные в музеях.
Иногда Санди страшилась этой зависимости, и ей приходила в голову мысль о зловещем предназначении Робина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128