Так что ты обречена: успех или смерть.Ануна застыла, скованная страхом.— Ты теряешь время, господин, — вмешался Ути. — Это всего лишь негритянка, привыкшая к омерзительным запахам. В телах женщин скапливается зловоние, выходящее наружу через все отверстия. Тебе это известно. Никогда она не сможет сравниться с тобой. Я уверен, что мой нос гораздо чувствительнее.— Довольно! — прохрипел Дакомон. — Я знаю, что она лучше тебя… Она выдержала экзамен, который я ей устроил. Нужно только развить в ней эту способность… Я займусь этим в ближайшие недели. — Повернувшись к девушке, он добавил: — Ты здесь не первая. По моему приказу похищали и приводили сюда благовонщиц из соседних номов. Но все они обманули мои ожидания, и я вынужден был отдать их Нетубу Ашре. Некоторые из этих девушек умирали в руках бандитов долго, очень долго. Думаю, их крики распугали всех шакалов и гиен. Я не преувеличиваю. То же самое ждет и тебя, если ты откажешься сотрудничать со мной. Я выбрал тебя, потому что мне сказали, что ты прекрасно разбираешься в запахах. К сожалению, когда Нетуб подался в город, чтобы похитить тебя, ты уже была зачислена в бригаду бальзамировщиков, привезенных сюда для обработки трупов молодых людей, убитых в карьере.Он поднял руки ладонями вперед, словно уличный сказитель, дававший понять, что сказ закончен. Ануна инстинктивно отшатнулась.Ути взял ее за руку.— Выходи из палатки, негритянка, — небрежно бросил он ей, — моему хозяину надоело смотреть на тебя. К тому же у нас с ним есть разговор, не предназначенный для чужих ушей.Девушка и не пыталась что-либо возразить. Она пригнулась, выходя из палатки. Когда она оказалась снаружи, грабители пожирали ее глазами, а некоторые демонстрировали ей непристойные жесты.
12
В первые дни Дакомон устроил девушке тщательный экзамен, желая убедиться, что она разбирается во всех эссенциях для производства благовоний. Со временем страх Ануны уменьшился. Когда наступал час приема пищи, архитектор уединялся, чтобы есть с открытым лицом. Только Ути присутствовал при этой церемонии.Ночью в палатке происходил странный ритуал. Ануна ложилась спать отдельно, в одной из «комнат», отделенных экраном из просвечивающего льна, тогда как Ути присаживался на корточки у изголовья своего хозяина, чтобы дежурить у постели больного и поправлять ему повязку, если она сползет во время сна. Слуга вынес из палатки не только все зеркала из полированной меди, но даже все предметы из блестящего металла, в которых несчастный случайно мог увидеть свое отражение. Девушка выразила слуге свое недоумение, но тот крепко сжал ее запястье, словно пытаясь вывернуть его.— Все так и должно быть, — тихо, с напряжением в голосе проговорил он. — И запомни, что единственные зеркала, которые он видит, — твои глаза. Так что следи за их выражением, когда смотришь на него… Если он заметит в них что-то нехорошее, то прикажет зашить тебе веки. В конце концов, ему нужны не твои глаза, а твой нос!Днем Дакомон превращался в галантного кавалера. Ути брил его, удалял волосы с его тела, массировал и обряжал в одежду из белейшего льна. Беседа архитектора была приятной, и Ануна, несмотря на никогда не покидавшую ее тревогу, не могла остаться равнодушной к совершенству его золотистого тела, изящная мускулатура которого не имела ничего общего с грубыми ручищами с набухшими, переплетенными венами галерных каторжников, встречавшихся ей в Сетеп-Абу у дверей пивных. Дакомон привык соблазнять и обращался с Ануной как с дочерью знатного вельможи. Но к вечеру демон, сидевший в нем, пробуждался. Тогда Дакомон становился нервным, постоянно поправлял свою повязку, убеждаясь, что она не сползла. Либо он уединялся с Ути и засыпал его вопросами.— Запах есть? — строго спрашивал он его. — Я уверен, что попахивает… Ведь кровь все еще сочится… Если я узнаю, что ты мне врешь, я вырву тебе глаза… Я способен на это. Помнишь, как я поступил с той маленькой нубийкой в прошлый раз?.. Не лги мне, Ути. От меня пахнет?Слуга старался разубедить его и лихорадочно смачивал повязку настоем росного ладана.— Ты-то, может быть, и не ощущаешь запаха, — вздыхал Дакомон, усаживаясь в кресле, — но вот она? Девушка… Обоняние у нее лучше твоего.— Да что ты, господин? — протестовал Ути, как мальчишка. — Она ничем не лучше меня. Ты не доверяешь мне… А ведь я не хуже ее мог бы довести тебя до погребальной камеры номарха.Дакомон устало пожимал плечами.— Дражайший Ути, — вздыхал он, — хватит пороть чушь. У тебя есть только один приятный талант, и ничего более. Ты всех нас приведешь к смерти.И после каждой такой беседы ненависть слуги к Ануне увеличивалась. Та покорно подчинялась всем фантазиям архитектора, целыми днями внюхиваясь в бесчисленное множество эссенций, сменявшихся перед ее носом. Дакомон открывал флакон, потом требовал точного описания композиции запаха, проплывавшего перед ней. Стоило ей ошибиться, как он бил ее по плечам и бедрам бамбуковой тросточкой. Она должна была правильно перечислить количество капель и доз. Научиться узнавать запахи, встречавшиеся ей впервые в жизни.Однажды она взбунтовалась. От ударов бедра ее покрылись огромными синяками, но, несмотря на это, он не перестал ее наказывать.— Перестань! — крикнула она ему. — Дай мне понюхать твои знаменитые духи «без запаха», и на этом покончим… Мы не в школе писцов.— Идиотка! — выругался Дакомон. — Ты зазналась. Знаешь ты много, но еще не готова. Если бы я дал тебе понюхать те духи, ты бы ничего не почувствовала… Как и другие, как все другие… Надо оттачивать твой нюх.— Откуда ты знаешь? — прошипела Ануна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92