Она поняла, что есть мужчины, к которым лучше не приближаться, чтобы этот надлом не углубился и не стал опасным, она научилась нюхом распознавать таких мужчин (она ведь пережила настоящий шок, когда, закурив сигарету Беркутова, на секунду почувствовала себя перевоплотившейся в него, ей показалось, что её пальцы меняют форму и превращаются в чьи-то чужие, по мере того, как в них все больше проникает запах крепкого мужского табака, и от ощущения причастности себя ко крепким мужским рукам, к этой грубоватой смолистой силе, она испытала и острое блаженство, заново ощутив то, что Беркутов сотворил с ней за секунду до своей смерти, и острую тоску: до конца жизни она будет жалеть о том, что эти пальцы больше не коснутся её, не стиснут её плечи, и от этого бесплодного сожаления становилось страшно, будто вся её жизнь у неё на глазах ухнула в черную бездонную пустоту) - и, научившись распознавать таких мужчин нюхом, она тут же поняла, что Андрей - один из них, что лучше ей держаться от него подальше, если она не хочет обжечься так, как не обжигалась никогда в жизни; что то, что было с Беркутовым, окажется лишь слабым подобием того, что может быть с Андреем Хованцевым, и этого усиленного удара она просто не переживет...
Не зная всего этого, Андрей все-таки чувствовал себя сколько-то спокойно. Завтра Богомол улетает - во Франкфурт, надо полагать - и неизвестно, когда она возникнет снова и возникнет ли вообще. Его занимало другое: если Беркутов погиб, то его тело должно в скором времени обнаружиться. Вряд ли на нем найдут следы убийства - скорей всего, все будет списано на несчастный случай...
Несчастный случай, да...
Как это согласовывается со всем тем, о чем он догадался - и о чем не стал пока рассказывать Игорю, потому что ему надо было внутренне привыкнуть к мысли, что такие неожиданные и страшные вещи возможны?
Кажется, хорошо согласовывается...
И тогда, кстати, становится понятно, зачем нужен Кибирев...
Как становится понятно и многое другое...
Сейчас ему даже хотелось, чтобы Богомол оказалась рядом - надо было задать ей несколько вопросов, на которые необходим ответ.
Что ж, эти ответы ему придется искать самостоятельно.
А Богомол...
Скорее всего, она спешит сейчас под знамена Зараева.
И Зараеву будет оформлен (или уже оформлен?) второй билет на Франкфурт.
Андрею показалось, что он начинает лучше различать очертания той неизвестной силы, которая с самого начала маячила за нынешним делом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
- Так где эта бумажка с данными цветовода? - спросил Андрей у Ольги, когда они уже заканчивали обедать. Еще когда он переступал порог, ему хотелось схватить эту бумажку и начать действовать, но он сдерживал себя. Никакой суматохи, он должен относиться к этому чуть рассеянно, с ленцой, как относился бы к любому не слишком значащему бытовому поручению.
- Вон она, на холодильнике, - кивнула Ольга.
Андрей взял с холодильника бумажку и прочел:
"Людмила: не успевает к нам и к Садовникову (Николаю Михайловичу). Забрать у него заказанные цветы - желательно, с самого утра, пораньше, чтобы его не упустить."
Далее следовали адрес и телефон.
- Хорошо, - кивнул Андрей, - завтра с самого утречка и заберу.
Он потянулся и вздохнул.
- Теперь хорошо бы передохнуть немного - я измотался за эти дни хуже некуда. Пожалуй, я полежу, а на вечер можно что-нибудь придумать.
- Да, конечно, передохни, - сказала Ольга. - А ты, Мишутка, обратилась она к сыну, - постарайся не шуметь и к папе не приставай.
Вытянувшись на кушетке в "дальней" комнате, полуприкрыв глаза, Андрей продолжил свои размышления. Ситуация в целом была ему ясна, но кой-какие белые пятна оставались. Почему Богомол просила забрать цветы с самого утра? Разве ей не все равно, раз она улетает во Франкфурт. Андрей с равным успехом мог бы забрать цветы и послезавтра, предварительно созвонившись с Садовниковым и договорившись об удобном времени... Но просьба была высказана вполне определенная - и за этой просьбой что-то скрывалось.
Андрей припомнил, что большинство самолетов на Германию уходит утром ну, в первой половине дня. Рейсы следуют один за другим с девяти до двенадцати, на Франкфурт, Берлин, Дюссельдорф, Мюнхен, потом становятся все реже и реже. Вероятность того, что Богомол взяла (да, наверно, уже взяла) билеты на утренний рейс, а не на дневной или вечерний, очень велика. Выходит, ей важно, чтобы Андрей забрал цветы (редкие орхидеи, надо понимать) до её отлета. Но зачем? Увезти их с собой она без специального разрешения не сможет, а такое разрешение не оформляется в последний момент. Выходит, у неё что-то другое на уме?
Андрей протянул руку, пододвинул к себе стоявший на журнальном столике возле кушетки телефонный аппарат и набрал сперва номер домашнего телефона Богомола, потом мобильного. По обоим номерам никто не отвечал. Интересно... Мобильный телефон всегда был при ней, и отключиться от связи она могла лишь при каких-то особых обстоятельствах.
Но, допустим, она уже встретилась с Зараевым...
Но откуда, в таком случае, у неё найдется время, чтобы расправиться с Курослеповым?
Андрей присел от возбуждения. Кажется, он понял суть игры, которую затеял против Курослепова Беркутов. Да, месть он придумал страшную...
Но для того, чтобы эта месть осуществилась, должен сработать ещё один спусковой крючок. Какой?
Неважно, на самом деле. Потому что Андрею, догадавшемуся обо всем, предоставляется удобный случай перехватить инициативу. А инициатива - это сейчас все! Если роль спускового крючка исполнит кто-то другой, то они с Игорем могут влипнуть хуже некуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111