— приказала мама.
Это специально, чтобы меня успокоить.
Антон Николаевич уже скрылся, и во весь экран показали дядю Исмаила — с моего браслета. А диктор за кадром пояснил:
— Дорогие зрители! Рады сообщить, что разведчик Исмаил Улаев найден. Вы видите его на своих экранах. Минут через пять мы попросим героя сказать вам несколько слов.
— Доволен популярностью? — спросила я дядю, предоставляя человеку возможность полюбоваться собственным изображением.
— Надо же, какой без капсулы вид неуютный! — Он засмеялся. — Будто нагишом в космосе.
«Эге, — думаю, — хоть ты и смеешься, а не весело тебе, ничуточки не весело. Занять тебя чем-то надо. А чем — ума не приложу».
Как назло, приплыла Туня-кормилица с какао и сэндвичами. От волнения я бы и непрочь пожевать, да не смею на глазах у дяди Исмаила — может, он там с голоду помирает?
Увидал дядя Исмаил, как я мучаюсь, и развеселился:
— Это ты верно насчет еды придумала. Пожал}й, и я подзаправлюсь за компанию. Прикорнуть нам с тобой не скоро удастся…
Приложился он губами к трубочке под подбородком, сделал два порядочных глотка, похлопал себя по животу поверх скафандра, точно переел:
— Одно неудобство: шлем мешает рот вытереть — красуйся с жирными губами на виду у телезрителей! Будешь летать, Алена, — учти!
У меня кусок поперек горла стал. Стараюсь земными делами его занять, а все равно нечаянно на космос перекинулись.
С трудом дожевала бутерброд. Допила какао.
— Мне, дядя Май, помощь твоя нужна. Вернее, не мне, Остапке.
Впервые назвала его дядя Май — как Виктор Горбачев.
И на «ты».
— Я, Олененок, с удовольствием. Только придется подождать моего возвращения…
— Ерунда, мы с тобой без отрыва от экрана. Согласен?
Он, наверное, все-таки понял. Рукой махнул:
— Ладно. Волоки схему. Скис, значит, Остапка твой?
— Захандрил слегка, — небрежно и в тон ему ответила я. — Туня, неси Остапку. И схему приготовь.
Туня почему-то появилась не сразу. Антенны обвисли, глаза отводит. В одной руке кукла. В другой схема. Еще две с инструментами на подхвате. Движения вялые, и ни полсловечка лишнего. Сама на себя не похожа.
Начали мы ремонт. Дядя Исмаил командует. Я болтаю о чем попало — как зубной врач, чтобы больного отвлечь.
А Туня, значит, чинит, то и дело роняя инструмент. Так у автоматов бывает, когда они посторонней задачей заняты, на остальные дела напряжения не хватает. Если бы роботы умели болеть, я бы решила: как раз такой случай. Но ведь они не умеют, уж я-то знаю…
Незаметно-незаметно собрали мы Остапку. Одела я его, спать положила, чтоб не путался под ногами. Смотрю, дядя Исмаил исчез. Одни камни между звезд мельтешат — у меня здесь и то голова закружилась. Каково же ему там? На миллионы километров вокруг ничего надежного, твердого. Ни тропки. Ни столба. Ни человеческой руки. Стиснула я зубы.
И спокойно поинтересовалась:
— Кому ты там поклоны отбиваешь?
— Ботинки проверял. Ноги мерзнут.
Не понравилось мне это. Вот честное слово, не понравилось.
Пилот за бортом, в своей рабочей обстановке, — и пожалуйста, аварийная ситуация. Безобразие!
В это время в комнате появились оператор дальних передач и три его помощника с камерами. Две камеры по углам расставили, взяли настенный экран в перекрестье объективов.
Третью — маленькую — навесили на мой браслет. И очень вовремя. Теперь я могла как угодно шевелиться — изображение не пропадало. А то у меня локоть заныл — руку к экрану выворачивать.
Я и рта не успела раскрыть, как операторы вышли в эфир:
— Наши телекамеры установлены в квартире племянницы героя Алены Ковалевой, имеющей оун-контакт с Исмаилом Улаевым. Мы начинаем репортаж с традиционного вопроса:
как вы себя чувствуете?
Я хотела ответить «нормально», но спохватилась, что вопрос не ко мне обращен. А дядя Исмаил — вот ведь только что морщился, от того что зябли ноги, — сразу заулыбался, будто узнал в операторе близкого друга:
— Спасибо. Отлично.
— Вы не могли бы объяснить, о чем вы подумали, бросаясь в пространственный провал?
— Да по правде сказать, ни о чем. — Дядя Исмаил нерешительно погладил себя ладонью по шлему: у него привычка лохматить в задумчивости волосы, если, конечно, шлем не мешает. — Когда камни выдавились и проглянули Ганимед с Церерой, я догадался, что Свертка прошла через Пояс Астероидов. А там возле Цереры племяшкин астероид летает, к восьмилетию ей подаренный. Я и подумал: втянет его в Провал и через ТФ-контур в какую-нибудь немыслимчю даль выбросит — в чужое созвездие. Жалко мне подарка стало, я и кинулся его вырччать. По пути уж как-то за «Гало» испугался…
Ну, дядя Исмаил! Все бы ему шутки шутить, даже в такую минуту. Он же подвиг совершил! Сам-то, правда говорил недавно: «В космосе, Олененок, не до подвигов. Там работать надо. Да так, чтоб дело шло без сучка без задоринки: слаженно, точно. А подвиг — это состояние экстремальное, чрезвычайное то есть… Скажем, когда стрясется что-нибудь непредвиденное: или ошибется кто, или бедствие нагрянет стихийное…» Но разговоры разговорами, а сам каков! Герой дядя Исмаил, да и только!
— Неужели и о личной безопасности не подумали? — допытывался оператор.
— Не успел как-то… Подумал бы — ни за что не полетел!
Ишь как для телезрителей старается!
— Что, на ваш взгляд, произошло при запуске?
— Кто ж его разберет? — по своему обыкновению, дядя Исмаил прикинулся простачком. — Вам бы надо с учеными потолковать.
— Наверняка и у вас есть предположения!
— Если разрешите, я своими поделюсь!
Экран мигнул, и в кадр неторопливо вплыл Читтамахья, Главный ТФ-конструктор. Он только теперь вынул изо рта обломок чубука, улыбнулся, показав белые-пребелые зубы на смуглом лице:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27