– заныла Пэтти. – Мне нужны новые шнурки. Я всю неделю ежедневно завязываю узелки на своих старых.
– А вот и она, – шепнула Присцилла. – Радуйся, а то она заставит тебя переводить целый… Доброе утро, мисс Лорд! Мы как раз высказывались по поводу лекции. Должно быть, ужасно интересно.
Вместо формального приветствия две подруги улыбнулись и последовали за своей учительницей на утренний урок латинского языка.
Именно мисс Лорд прозвучала в «Святой Урсуле» современной нотой. Она верила в воинствующий суфражизм, профсоюзы, бойкоты и забастовки и приложила немало труда к тому, чтобы привить своим маленьким подопечным ее собственную передовую точку зрения. Но работала она наперекор вязкой инертности. Ее маленьких подопечных ни капли не волновала проблема прав в туманном будущем двадцать первого века. Зато их ужасно волновало то, что они теряют половину выходного дня сегодня. По пятницам во второй половине дня им позволялось потратить чеки школьного банка на карманные расходы и, выстроившись в колонну, возглавляемую и замыкаемую учителями, проследовать в деревенские магазины, чтобы пополнить свой недельный запас лент для волос, газированной воды и фотопленки. Даже если у какой-нибудь девочки оказывалось столько наказаний, что ее недельную стипендию полностью съедали штрафы, она все равно демонстративно следовала в деревню и смотрела, как отовариваются другие счастливицы. Это вносило разнообразие в монотонное шестидневное существование в пределах школы.
Но нет худа без добра.
В это утро мисс Лорд предварила чтение стихов Вергилия обсуждением предстоящей лекции. Забастовка прачечных, сказала она, ознаменовала эпоху в индустриальной истории. Забастовка доказала, что женщины, как и мужчины, способны поддержать друг друга. Она хотела, чтобы ее девочки поняли, что такое солидарность рабочего класса. Ее девочки слушали с серьезным вниманием и охотно задавали вопросы, как только истощалось ее красноречие, умудрившись, таким образом, оттянуть чтение латинских стихов на сорок пять минут.
Профессор, спокойный человек с козлиной бородкой, пришел и стал читать утомительную лекцию об отношениях работодателя и работников. Его аудитория слушала с вежливыми, умными улыбками, тогда как их мысли безмятежно витали где угодно. Великие вопросы о Капитале и Труде были и вполовину не так для них важны, как пропавшая впустую вторая половина дня, как эссе, которое нужно написать к завтрашнему уроку английского, или даже как то, что сегодня будет вечеринка с мороженым, после которой состоится урок танцев. Но Пэтти, сидевшая впереди, пристально смотрела в лицо лектору широко открытыми, серьезными глазами. Она поглощала его аргументы и откладывала их про запас.
Чаепитие прошло согласно графику. Три избранные девочки принимали своих гостей с легкостью испытанных хозяек. Несмотря на то, что их поведение подвергалось проверке, с последующим выставлением оценок, это ничуть не умаляло их положения. Они осваивали лабораторным методом светскую обходительность, в которой возникнет необходимость позже, в большом мире. Хэрриет и Мэй руководили чаепитием, а Пэтти занимала важное лицо беседой. Позднее, в разговоре с мисс Лорд, он отметил, что учащиеся на редкость подкованы в экономических вопросах.
Мисс Лорд почтительно отвечала, что она пытается заставить девочек мыслить самостоятельно. Социология – это такая область, в которой невозможно учить уроки наизусть. Каждая из них должна прийти к собственным выводам и действовать в соответствии с ними.
Мороженое и танцы восстановили душевное равновесие обитательниц «Святой Урсулы» после умственных экзерсисов второй половины дня. В девять тридцать (когда устраивались вечерние танцы, ученицы ложились не раньше десяти) Пэтти и Присцилла учтиво попрощались на ночь, вежливо пробормотали «Bon soir, Mam'selle» и, по-прежнему сна ни в одном глазу, резво понеслись вверх по лестнице. Вместо того чтобы, как воспитанные школьницы, со всей поспешностью приготовиться ко сну, они стали репетировать в Южном Коридоре па своего нового испанского танца. Сделав пируэт, они остановились у двери Розали Пэттон.
Розали, еще не снявшая бледно-голубого пышного бального платья, сидела на кушетке скрестив ноги. Ее золотистые локоны ниспадали на раскрытую книгу Вергилия, а слезы с тоскливым постоянством капали на строчки, которые она зубрила.
Успехи Розали в латыни на последнем году обучения можно было проследить по страницам, покрытым пузырями. Она была симпатичным, ласковым, беспомощным ребенком, прискорбно ребячливым для ученицы выпускного класса, но неотразимо очаровательным. Все поддразнивали ее, защищали и любили. Ей, с ее чрезмерно женской безответственностью, было суждено привести в окончательное замешательство первого оказавшегося на ее пути мужчину. Очень часто Розали мечтала – в то время как должна была сосредоточиться на латинской грамматике – о том счастливом положении в будущем, когда улыбки и поцелуи придут на замену герундиям и герундивам.
– Ах ты глупенькая! – воскликнула Пэтти. – С какой стати в пятницу вечером ты возишься с латынью?
Она плюхнулась справа от Розали и отобрала у нее книгу.
– Мне нужно, – зарыдала Розали. – Если я не начну, то никогда не закончу. Я не вижу в этом никакого смысла. Я два часа не могу осилить восемьдесят строк. Мисс Лорд всегда вызывает меня в конце, так как знает, что я это не выучу.
– Может, тебе начать с конца и читать наоборот? – подала Пэтти практическое предложение.
– Но так не честно, и у меня не получается так быстро, как у других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54