Однако ее подруги, которые по всей вероятности, исповедовали одинаковую философию, но были менее последовательны, подвергали себя испытанию, общеизвестному как «систематическая первокурсная зубрежка»; и поскольку ни одна из них не успевала поговорить с Пэтти или приготовить что-нибудь поесть, она пришла к выводу, что это время не приносит пользы. Даже ее собственная соседка по комнате выставила ее из кабинета, потому что она громко смеялась над книгой, которую читала; и, оказавшись в роли странницы, она бродила по кабинетам своих подруг, но на всех дверях висели таблички с надписью «занято». Она сидела на подоконнике в коридоре и размышляла о тщете вещей в целом, как вдруг вспомнила о своих подружках-первокурсницах из 321-го кабинета. Она их давно не навещала, а в эту пору студентки первого курса обычно бывают интересны. Поэтому она обогнула коридор, ведший в 321-ый кабинет, и увидела, что поперек двери буквами высотой в три дюйма написано: «вход категорически запрещен для всех!!». Это обещало массу развлечений, и Пэтти разочарованно вздохнула, достаточно громко, чтобы ее услышали за дверной фрамугой.
Переворачивание страниц и шуршание бумаги стихло. Очевидно, там прислушивались, но вида не подавали. Пэтти написала на дверной притолоке записку, звучно проставив знаки препинания, затем шумно ретировалась, но спустя мгновение на цыпочках подошла и прислонилась к стене. Любопытство победило: дверь открылась и из нее высунулась особа с затравленным выражением лица.
– Ой, Пэтти Уайатт, это ты? – спросила она. – Мы подумали, что с верхнего этажа пришла Фрэнсис Стоддард, чтобы мы объяснили ей геометрию, поэтому сидели тихо. Входи.
– Господи, нет, я ни за что не стану преступать знак «занято». Боюсь, что у вас нет времени.
Первокурсница схватила ее за руку. – Пэтти, если ты нас любишь, зайди и подбодри нас. Мы так напуганы, что не знаем, что делать.
Пэтти уступила, и ее втянули через порог в комнату. – Если вы чем-то заняты, – заметила она, – я не желаю вам мешать. – В кабинете сидели три девушки. Пэтти милостиво улыбнулась двум осунувшимся лицам напротив. – А где леди Клара Вере де Вере? – спросила она. – Наверняка, эти последние драгоценные мгновения она не тратит на что-то легкомысленное.
– Она в спальне с учебником геометрии в одной руке и с греческой грамматикой – в другой, пытается учить их одновременно.
– Велите ей прийти сюда, – я хочу дать ей хороший совет. – И, усевшись на диван, Пэтти с оценивающей улыбкой внимательно осмотрела усеянную словарями комнату.
– Ах, Пэтти, как я рада тебя видеть! – воскликнула леди Клара, появляясь в дверях. – Второкурсницы рассказывают нам самые омерзительные истории про экзамены. Но ведь в них нет ни слова правды, а?
– Боже правый, конечно, нет! Не верьте ни одному слову, что говорят вам эти второкурсницы. В прошлом году они сами были первокурсницами, и если бы экзамены оказались столь ужасны, как они говорят, они бы тоже их не сдали.
На трех лицах отразилось облегчение.
– Ты здорово умеешь утешить, Пэтти. Студентки старших курсов не принимают все близко к сердцу, верно?
– Со временем почти ко всему привыкаешь, – молвила Пэтти. – Если знаешь правильные ответы, экзамены даже бывают интересны.
– Но мы не знаем правильных ответов! – завопила одна из первокурсниц, вновь охваченная ужасом. – Мы попросту ничего не знаем, а завтра сдавать латынь, послезавтра – геометрию.
– О, ну что ж, в таком случае вы все равно не сдадите, поэтому не волнуйтесь. Отнеситесь к этому философски, ясно? – Пэтти расположилась среди подушек и улыбнулась своим напуганным зрителям с непринужденной беспечностью. – В качестве примера бесполезности зубрежки в одиннадцатом часу, когда в течение всего семестра не было выучено ни единого слова, приведу вам мой собственный опыт из первого курса по греческому языку. При поступлении в колледж я была плохо подготовлена, в течение семестра я не занималась и, без преувеличения, ничего не знала. За три дня до экзаменов я внезапно осознала ситуацию и начала поглощать грамматику в больших количествах. Я пила черный кофе, чтобы не уснуть, занималась до двух ночи и с трудом прерывала зубрежку неправильных глаголов во время еды. Я прямо-таки думала по-гречески, видела сны по-гречески. И после стольких усилий, вы не поверите, я провалила экзамен по греческому! Это подорвало мою веру в подготовку к экзаменам. С тех пор я этого не делаю и с тех пор больше не срезаюсь на экзаменах. Я верю в то, что как успешный, так и неуспешный результат полностью зависит от судьбы, поэтому больше не беспокоюсь.
Первокурсницы безутешно переглянулись. – Если все решено заранее, мы пропали.
Пэтти ободряюще улыбнулась.
«Даже лучшие из людей то и дело
Срезаются на экзамене.»
– Но я слышала, что людей отсылают домой, то есть, исключают, если они заваливают определенное количество экзаменов. Это правда? – приглушенным голосом спросила леди Клара.
– О да, – сказала Пэтти, – приходится так поступать. Я знавала нескольких умнейших девочек в колледже, подлежавших исключению.
Леди Клара простонала. – Пэтти, я ужасно слабая в геометрии. Много девочек на этом срезается?
– Много? – отвечала Пэтти. – Обычная канцелярская работа по составлению извещений отнимает у кафедры два дня.
– А экзамен очень трудный?
– Я не слишком его помню. Понимаете, с тех пор, как я была первокурсницей, прошло столько времени. Они выбрали самые трудные теоремы, которые мне были известны – вы даже не смогли бы их нарисовать, не то чтобы доказать: например, пирамида, поделенная на кусочки – я не помню, как она называется – и разветвленная пирамида, похожая на улитку, выползающую из своего домика:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40