Если их записывать, так нужно будет заранее составлять план и помнить разные нудные правила пунктуации и разбивки на абзацы. И никогда не начинать фразу со слова "и".
Мама с беспокойством смотрела на меня.
— Здорово, — сказала я неискренне. — Спасибо большое.
— Тебя никто не заставляет записывать, — сказала мама. — Просто я подумала, может быть, тебе понравится. Но это не должен быть тяжкий труд, это должно быть весело.
— Нужно делать все по правилам, как в школе?
— Да нет, пиши, как получится, — сказала мама. — Если захочешь, рисуй картинки.
Это меня немножко воодушевило. Я решила, что буду рисовать много картинок. Я их еще и раскрашу. Может быть, возьму фломастеры из одного замечательного новенького набора.
Максик все равно никогда ими не рисует. В рождественские каникулы он еще изображал человечков, похожих на корявые пончики, но потом все их зачеркал черным фломастером.
Бабушка сказала, если он будет тратить фломастеры на глупую мазню, она их у него заберет, хотя он, в общем, не виноват, сказала она, глупо было дарить маленькому ребенку такой дорогой набор.
Мама сказала, что бабушка не имеет права отнимать фломастеры у Максика, но потом потихоньку попросила его пользоваться ими с умом. Она нашла много черных каракулей на стене рядом с матрасом, где спал Максик, и еле-еле их оттерла с моющим порошком.
С тех пор Максик вообще не прикасался к фломастерам, однако бдительно охранял коробку и поднимал вой всякий раз, как я или Вита подходили к ней близко.
Я дождалась, пока он покрепче уснет в своей берлоге, а Вита затихнет в кровати, прижав к себе Балерину. Тогда я выбралась из-под одеяла, прошла на цыпочках через детскую и очень осторожно пошарила у Максика под матрасом. Нашла большую гладкую жестяную коробку с фломастерами и тихонечко вытащила ее, стараясь не греметь. Я унесла фломастеры в ванную, собрала все полотенца и постелила их в ванну, чтобы было помягче, а потом залезла туда с подаренной тетрадкой и Максиковыми фломастерами.
Я открыла красную тетрадку и разгладила первую страничку. Выбрала черный фломастер, приготовилась написать «Олениха по имени Балерина» своим самым красивым почерком с завитушками. Вместо черного у меня вышла слабенькая серая линия. Фломастер был совсем исписанный.
Как видно, Максик потихоньку им рисовал. Наверное, придется маме закупить еще упаковку чистящего порошка.
Ладно, я взяла красный фломастер. Он оставил на бумаге бледно-розовый след. Максик и красный израсходовал! Я проверила золотистый, фиолетовый, ярко-синий. Почти все фломастеры были изработаны вдрызг. Остались только нелюбимые Максиком цвета — темно-зеленый и все оттенки коричневого.
Я ничего не могла понять. Я ни разу не видела, чтобы Максик ими рисовал. Как они оказались в таком состоянии?
Пришлось мне начинать свою книжку о Балерине собственными простенькими гелевыми ручками. Я долго не могла придумать, как бы мне нормально начать. Как-то глупо и по-детски звучит: олениха по имени Балерина сделала то-то и то-то… Куда интереснее было, когда она сама рассказывала о себе.
Вдруг меня осенило. Я прокралась в спальню, осторожно вытащила Балерину из-под Виты и вернулась в свое лежбище в ванной. Я надела Балерину на правую руку и вложила ей в лапки гелевую ручку.
— Что это? — Она повертела ручку.
Ты знаешь что. Это такая специальная розовая гелевая ручка, под цвет твоего хорошенького розового носика. Я хочу, чтобы ты, Балерина, записала для меня свою историю. Вроде автобиографии, начиная с самого твоего рождения.
— Когда я была еще совсем крошечным олененком, с большущими глазами и без рожек? — сказала Балерина.
Она глубоко вздохнула, поудобнее пристроила гелевую ручку в лапках и приступила к делу.
Я — олениха, меня зовут Балерина. Я родилась в страшную пургу, в такую вьюжную ночь, что нам с моей бедной мамочкой негде было укрыться. Мама старалась меня заслонить своим усталым, измученным телом, а я стояла по самую шейку в снегу и слабо тыкалась в нее носом. Ты, наверное, думаешь, что после такого холодного начала я на всю жизнь стала бояться холода? Но хоть я и хрупкая, даже теперь, в зрелом возрасте, я горжусь крепким здоровьем. У меня ни разу не было ни насморка, ни простуды, ни гриппа. Носу меня всегда розовый и красивый, он никогда не бывает красным и распухшим. Я бы считала унизительным для себя, если бы меня повсюду славили как красноносого олененка, да еще и сочиняли обо мне песенки.
Не хочу хвастаться, но я уверена, что заслужила не меньше славы своим хореографическим искусством. Я умею танцевать бальные танцы, чертовски здорово танцую бип-боп, лихо отбиваю чечетку, но моя главная специальность — балет. Я — Анна Павлова оленьего царства.
Я нажала на розовый носик Балерины — заиграла тихая музыка, «Танец феи Драже». Балерина сделала пируэт, раздувая колокольчиком свою прозрачную юбочку. Она закружилась по ванной, потом заплясала на водопроводном кране.
— Вот, я исполняю чечетку! — объявила она.
Мы обе засмеялись.
— Эм! — В дверь постучалась мама. — Эм, что ты там заперлась? Почему не спишь? Кто там с тобой?
— Только Балерина, мам.
Я вылезла из ванны и впустила маму внутрь.
— Опять ты со своей Балериной! Сумасшедшая девчонка! — сказала мама. — Меня просто убивает, как вы, дети, с ней возитесь, словно она живая. Ты совсем свихнулась, деточка. Но сочиняешь ты про нее просто замечательно. Уже начала записывать эти истории в свою новую тетрадку?
— Ага! — Я махнула перед ней раскрытой тетрадью.
— Ты пишешь в ванне? — ужаснулась мама, увидев груду мятых полотенец.
— Это у меня такая специальная сочинительская лежанка, мам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62