Брат не отвечает за брата. Это верно. У очень известных и хороших людей бывали плохие братья. И от этого хорошие люди не становились хуже. Но все-таки лучше, если бы таких братьев не было.
Бахрушин оберегал свой авторитет. И может быть, держал себя даже в излишне строгих рамках. Но ведь не для себя же он это делал, как и не для себя ревностно держался за председательское кресло, твердо веря, что он нужен на этом посту. Нужен, особенно после трудного, не обошедшегося без свар и склок объединения отстающих колхозов с передовым бахрушинским колхозом "Великий перелом". Желая показать тогда, что малые колхозы не вливаются в большой, а соединяются все вместе, он предложил назвать новый колхоз новым именем. "Коммунистический труд". И теперь даже те, кто мутил при слиянии ясный день и называл Бахрушина захватчиком их земель и угодий, стали величать Петра Терентьевича справедливым укрупнителем и радетелем для всех. А дня три тому назад все же опять просочилось старое, и старуха из окраинной деревни Дальние Шутёмы позволила себе кольнуть Петра Терентьевича за то, что ей не "подмогли" кровельным железом. Она сказала: "Ну так ведь один брат в Америке дела вершит, а другой здесь возглавляет".
На это можно и не обращать внимания, но все-таки...
По глубокому убеждению Бахрушина, человек, занимающий пост председателя колхоза, не должен быть уязвим ни в чем.
Секретарь райкома Федор Петрович Стекольников, с которым Бахрушин прошел почти всю войну, можно сказать - его фронтовой товарищ, и тот, прочитав Трофимово письмо, сказал:
- Не кругло, понимаешь, для тебя все это получается, Петр Терентьевич.
Именно, что "не кругло". Ничего особенного, а "не кругло". Лучшего слова и не подберешь.
Начав строить с ребятами голубятню, Петр Терентьевич теперь очень радовался этому. Голубятня уводила его от мыслей о брате. К тому же, сооружая голубятню, Бахрушин нашел умный ход - подбросить ребятам идею создания маленькой птицефермы.
- Хорошо-то как будет! Куры при голубях. Голуби при курах... Выкормил сотню-другую цыплят - глядишь, опять прибыток. На эти деньги, может быть, и лис через год, через два можно завести. Или кролей... А то и лосятник соорудить...
Ребята взвизгивали, кувыркались от восторга. Особенно радовался Бориско - внук Дарьи Степановны, приехавший к бабушке на каникулы. Ведь он не как все остальные. Он состоит в родстве с Петром Терентьевичем. Сродный или, общепонятнее, двоюродный внук дедушки Петрована.
"Эх, если б знал Борюнька, - думал Бахрушин, - кто его родной дед..."
Оказывается, Трофим и тут не нужен со своим приездом...
Между тем на строительстве появились новые лица. Птичницы. Вожатый только того и ждал. Ему всячески хотелось "подключить" и пионерок. И теперь они "подключились" к строительству...
Среди мальчишек Петр Терентьевич и сам становился мальцом. Увлекая их, он увлекался сам. А за ним увязывались и другие почтенные люди, тоже, наверно, не видевшие веселого детства и доигрывающие его в зрелые, если не сказать более, годы.
Чего-чего, а любить детей, с головой уходить в их затеи, даже играть с ними никогда и ни перед кем не стеснялся председатель. Это были святые часы его досуга. И если бы чей-то язык посмел хотя бы отдаленным намеком высмеять его, у него нашлись бы острые, пригвождающие забияку слова.
Где-то здесь нужно сказать об особенностях разговора Петра Терентьевича. Он разный в своей речи. Разговаривая, к примеру, со стариком Тудоевым, Бахрушин находит забытые слова из прошлых лет. Он их не ищет, они откуда-то сами приходят на язык. С приезжим лектором, предпочитающим употреблять вместо привычных коренных слов благоприобретенные из специальных книг, Бахрушин говорит инако. С ребятами - опять особый разговор. Он даже как-то сам признался:
- Во мне будто срабатывает какое-то реле, которое автоматически переключает разговор, смотря по человеку, с кем говорю.
Но это между строк и впрок, для предстоящих глав.
Голубино-куриная ферма получалась на славу. Вверху - голуби, внизу куры. Особо - будка для дежурного и сараюшка для кормов. Ребята висли на шее у Бахрушина, радуясь затеям немолодого, но такого близкого и понимающего их человека.
И все-таки приезд американцев не выходил из его головы.
VII
Поздно вечером, вернувшись с Ленивого увала, где возводилась ребячья ферма, Бахрушин сказал жене:
- Лялька, я хоть и делаю вид, что не обращаю внимания на Трофимов приезд, а виду не получается...
Елена Сергеевна Бахрушина, принадлежавшая к людям, не знающим уныния, стараясь всячески развеселить мужа, все же называла этот приезд "черным ненастьем".
- За что только все, Петруша, валится на нашу голову? - ответила она. - Дарья - та хорошо придумала. У нее женская обида. И все понятно... А мы, хоть сто ночей думай, ничего не придумаем. Да и надо ли, Петруша, придумывать? - начала она рассеивать мрачные мысли мужа. - Что мы, должны ему, что ли? Виноваты перед ним в чем-то? Или у нас слов нет, каких надо, если понадобится разговор?
- Да слова-то найдутся. Самое легкое - слова находить. Ему не много слов надо. По письму видно, что недалеко он за эти годы шагнул. Другое меня беспокоит.
Петр Терентьевич, усевшись рядышком с женой, как всегда, принялся ей выкладывать все, что он думал:
- Понимаешь, Лялька, все эти годы наш колхоз жил сам по себе. В своей стране и своей страной. И все было ясно. Вот общая государственная задача. Вот ее часть - задача колхоза. Решай. Борись. Расти. Пусть не всегда и не все удавалось. Но неудачи и оплошки случались дома. Внутри страны. А теперь оказывается, что до Бахрушей есть дело и другим... Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62