Кортни никогда не приедет. Дверь перед ее глазами расплывалась. Бежать куда угодно. Только бы не разреветься при всех в этом дурацком аэропорту. И вдруг она услышала дрожащий голос Нонни:
— Кортни!
— Привет, Нонни!
Да какая же это Кортни? Не может быть. Кортни — высокая, изящная, ослепительная. А эта женщина не выше Нонни и такая же полная, сразу видно, хотя пелерина и скрывала ее фигуру. Волосы длинные, тусклые, неухоженные, как у Агнес Стоукс, которую всегда хотелось отмыть. Увядший цветок. Гилли сразу же отогнала от себя эту горькую мысль.
Нонни попыталась неуклюже обнять дочь, но мешала висевшая на плече Кортни большая вышитая сумка.
— А это Галадриэль.
На миг лицо Кортни осветила улыбка, которую так боготворила Гилли. Зубы были безукоризненные. Да, это она, Кортни Рутерфорд Хопкинс. Никаких сомнений.
— Привет.
Слова застревали в горле. Она не знала, что делать. Поцеловать Кортни или еще что-нибудь.
Но тут Кортни сама обняла ее. Огромная сумка надавила ей на грудь и на живот.
— Да она почти с меня ростом, — бросила Кортни через плечо, обращаясь к Нонни, как будто Гилли здесь и не было.
— Она прекрасная девочка, — сказала Нонни.
— Ну, конечно, — Кортни отступила и улыбнулась своей обворожительной улыбкой. — Это же моя дочь, правда?
В ответ Нонни улыбнулась, но не так ослепительно.
— Может, надо получить твой багаж?
— Багаж весь при мне, — сказала Кортни и похлопала по своей сумке. — Вот он.
У Нонни был такой вид, будто ее ударили по лицу.
— Но… — начала она.
— Сколько одежды может понадобиться человеку на два дня?
На два дня? Значит, Кортни все-таки приехала за ней.
— Я же сказала тебе, что приеду на Рождество, посмотрю на ребенка.
— Но когда я посылала тебе деньги…
Лицо Кортни стало жестким, между бровями прорезались морщины.
— Послушай, я же приехала… Верно? Перестань пилить меня, я же только что с самолета. Господи, прошло уже тринадцать лет, а ты все еще хочешь командовать мной. — Она перекинула сумку назад. — Пошли отсюда.
Нонни с болью посмотрела на Гилли.
— Кортни…
Значит, она приехала не по своей воле. Приехала потому, что Нонни заплатила ей. Она и не собиралась оставаться здесь и не думает забрать Гилли с собой. «Я всегда буду любить тебя», — вранье. Всю свою жизнь Гилли погубила из-за этого поганого вранья.
— Мне нужно в уборную, — сказала Гилли, обращаясь к Нонни. Она молила судьбу, чтобы никто не увязался за ней. Потому что она хотела сначала, чтобы ее стошнило, а потом бежать куда глаза глядят.
Но ее не вырвало. Когда она опускала монеты в телефон-автомат возле туалета и набирала номер, ее все еще мутило. Раздалось четыре длинных гудка.
— Алло!
— Троттер, это я, Гилли!
«Боже, помоги мне не разреветься».
— Гилли, детка, ты откуда?
— Ниоткуда. Не все ли равно. Я еду домой.
Она слышала тяжелое дыхание Троттер на другом конце провода.
— Что случилось, детка? Мама не приехала?
— Нет, приехала.
— Бедная ты моя крошка.
Гилли расплакалась. Не могла она больше сдерживаться.
— Троттер, ничего не вышло… Ничего не получилось, как я хотела.
— Что значит «как я хотела»? Жизнь, она не такая, как хочешь. Жизнь, она трудная.
— Но я думала, когда приедет мама…
— Дорогая моя детка, неужели тебе никто не говорил? Я думала, ты сама это поняла.
— Что «это»?
— А то, что все это вранье — про счастливые концы. В этом мире конец один — смерть. Хорошо это, плохо ли — судить не нам. А только ты ведь помирать не собираешься, верно?
— Троттер, я не про смерть говорю. Я домой еду, вот я про что.
Но Троттер, кажется, пропускала мимо ушей ее слова.
— Бывает, в жизни все получается легко, и тогда говоришь: «Слава Богу, все кончилось как надо. Так и должно быть». Будто жизнь — праздник.
— Троттер…
— А все одно, детка, много есть в жизни хорошего. Вот ведь приехала ты к нам осенью. Очень нам повезло — и мне, и Уильяму Эрнесту. Но нельзя ждать от жизни одного хорошего. Не бывает так. Никто тебе ничего не должен.
— Но если жизнь такая плохая, почему же ты такая счастливая?
— Разве я сказала «плохая»? Я сказала «трудная». Когда хорошо сделаешь трудное дело, вот тогда и радуешься.
— Троттер, перестань читать мне проповедь. Я хочу домой.
— Но ты уже дома, детка. Твоя бабушка — это твой дом.
— Я хочу жить с тобой, с Уильямом Эрнестом и с мистером Рэндолфом.
— И оставить бабушку совсем одну? Неужели ты так можешь?
— Катись к чертям, Троттер, не делай из меня вонючую христианку.
— Ничего я не собираюсь из тебя делать. — На другом конце провода стало тихо. — И я, и Уильям Эрнест, и мистер Рэндолф, мы любим тебя такую, какая ты есть.
— Убирайся к чертям, Троттер, — мягко сказала Гилли.
Вздох.
— Не знаю. У меня другие планы, детка. Скоро я надеюсь надолго переселиться в другое место.
— Троттер… — Гилли старалась сдерживаться, чтобы голос не выдал ее. — Я люблю тебя.
— Знаю, детка. Я тоже тебя люблю.
Гилли осторожно повесила трубку и пошла в туалет. Высморкалась в бумажное полотенце и умыла лицо.
Когда Гилли вернулась к нетерпеливой Кортни и сраженной горем Нонни, она уже овладела собой.
— Простите, что я так задержала вас, — сказала она. — Теперь я готова вернуться домой.
Пусть не в «ореоле славы», но Троттер может ею гордиться.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36