О
количестве того и другого спросил сидевший чуть сзади Алныкина помощник:
сколько слов приходится на один день. "Кто спрашивает?" - заорал вдруг
лектор, и Алныкин вынужден был сказать: "Я!" - поскольку помощник спрятался
за его спину.
Оба полушария рухнули и дали мыслям Панова новое направление.
- Руководство флотом с пониманием отнеслось к создавшейся ситуации, решив
перевести лейтенанта Алныкина из Поркалла-Удда в другую базу и даже на
другой флот. И чем же ответил прощенный командованием лейтенант?.. Может, ты
нам сам скажешь, Володя? Молчишь. Тогда я скажу. Он, Павел Николаевич,
получив отказ в пропуске дл жены, решил от жены и ребенка избавиться, они
ведь сделали нужное ему, перевод из Порккала-Удда, и теперь ему уже не
надобны. Жену принуждает к аборту и помещает по блату в гинекологическое
отделение больницы, а когда этот номер не вышел, познакомился с главным
хирургом флота. Аборты ведь запрещены, Володенька! И будь добр отвечать за
свои незрелые поступки! Мы тебе, - официально заявляю, - не позволим
калечить молодую, ни в чем не повинную женщину, вся жизнь которой поломана
тобою! Никто ей никогда словечка не сказал об отце, враге советской власти,
она о нем и не знала, а заполнила для флота анкету, стали проверять каждое
слово - и нет уже эстонской комсомолки, есть дочь пособника и прислужника.
Короче, мы с болью в душе, но одобряем твое решение развестись. Окажем
содействие. Чтоб без всяких проволочек. У эстонки фамилия трудная, Ылк, что
ли. Пусть уж останется Алныкиной, если тебе не жалко.
Кажется, предложение Панова пришлось по душе Павлу Николаевичу. Так и не
доломав стол, он мягкими шажочками приблизился к стене, поднял карту,
повесил ее и, покидая комнату, уже в дверях произнес буднично:
- Я в буфете буду.
Без него Панов ни о чем говорить не мог. Алныкин смотрел на бывшего
училищного комсорга, удивляясь возрасту его. Там, в Ленинграде, Панов всегда
казался годом или двумя старше курсантов, а сейчас на диванчике сидел
морщинистый мужчина, которому уже за тридцать. "Провели собеседование" -
так, наверное, отрапортуют оба офицера, когда доложат начальнику
По-литуправления, что сделано ими во исполнение приказа. И ошибутся, потому
что напугать Алныкина не смогли. Он им не поверил. Явно хватили через край.
Эта вздорная баба Лилли Кыусаар наговорила Панову небылиц и отсебятины. Мать
понять можно, но как поверить двум лгунам?
Он смотрел на Панова - но и тот косился на него испытующе, с едким
любопытством. Сказал тихо:
- Ты все-таки подумай и взвесь. Разведешься - служба пойдет как по маслу,
назначение с повышением, звездочка через пару месяцев, в партию примут. А не
разведешься...
Алныкин встал:
- На Северный флот хочу.
Радостным щелканьем встретили его белки, когда подходил к дому. Ключи (он в
Таллине показывал их Леммикки) не сразу вынулись из кармана, Алныкин
залюбовался хорошо покрашенной (матросы постарались) дверью. Вошел,
распахнул окна. Балтика в этом году приветлива. Слышитс накат волн в
заливчике, в голосах чаек - свобода. Четырехквартирный дом поскрипывает и
томится, ожидая людей. Пусто. Жена минера - в библиотеке стройбата, жена
фельдшера - в госпитале на дежурстве, приезд супруги химика отложен на
неопределенное время. И Алныкин, если верить датам и печатям на предписании,
еще в Таллине, на службу завтра, на катер он так и не зашел, хотя на буксире
узнал, что помощник каждый вечер поджидает его на пирсе.
Он прибежал после шести вечера.
- Все в порядке, - сказал Алныкин помощнику. - Привет от Лемми.
Он простился с нею у буксира, ничего не сообщив о собеседовании. И помощнику
не стал говорить. Да тот и не спрашивал: и так все ясно, идет ремонт
квартиры, жди новоселья. Но тревога не улетучивалась, помощник суматошно
кружилс у камня, растирал коленки, жаловался на предчувствия, которые, к
сожалению, не обманывают. Разговор поневоле перешел на гальюны. Под
пятисантиметровым слоем почвы - гранит, ни лом, ни кирка его не возьмут,
канализацию даже финны не сделали. Соорудить туалет из тех, что "удобства во
дворе"? Материал нужен. Доски есть, но очень уж трудоемко.
Тут-то и пришла кому-то в голову гениальная идея. Железнодорожная линия
Хельсинки-Турку забегала на территорию арендованной базы Порккала-Удд, и
поскольку все едущие в Турку и обратно финны считались шпионами, окна
вагонов на всем пути следования по базе закрывались специальными щитами.
(Этот участок дороги безвестный философ назвал "самым длинным туннелем в
мире", и помощник восторженно заявлял, что в определении этом бездна
поэзии.) Щитов наготовлено столько, что туннель можно продлить до Москвы,
крепнут и сушатся запасные щиты на станции Кирканумми, договориться с кем
надо, перевезти сюда полсотни их - и добротный, теплый гальюн будет готов.
Прошла неделя, другая, о щитах не забывали. Однажды вечером (уже спустили
флаг) на пирсе появился офицер с чемоданом. У кормы БК-133 он остановился и
сказал вахтенному, что назначен на этот катер. "Пошел вон!" - заорал
командир, не вставая с койки, не удосуживая себя взглядом на глупца: штат
катера заполнен, все офицеры при исполнении обязанностей. Офицер, однако,
проявил упорство, назначен, мол, командиром БЧ-2, а лейтенанту Алныкину
приказано сдать ему боевую часть.
В офицерском отсеке 133-го ошеломленно молчали. Помощник опомнился первым,
вылез на палубу, учинил легкий допрос - из какого училища, женат ли и
прочее. Хотел было поинтересоваться родственниками за границей, но
передумал. Рекомендовал наглецу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33