14
В соседней комнате мальчик Олег Якубовский, белокурый, слабенький, узколицый и узкоглазый, сидел у стола и готовил уроки.
Он готовил их с небрежностью способного мальчугана, знающего, что достаточно ему сделать ничтожное усилие - и задача будет решена, и руки развязаны для более увлекательных занятий, и обеспечена та отметка, которая составит счастье его родителей.
Олегу ничего не стоило осчастливить родителей этим способом, он счастливил их с снисходительной щедростью.
Впрочем, и для его собственного самочувствия хорошая отметка была не то что необходима, но, во всяком случае, желательна. Он не был излишне самолюбив; но не имел охоты подвергаться порицанию из-за пустяков. Приготовление уроков и получение хороших отметок было именно пустяковым делом, не стоящим разговоров.
Кроме того, в том, чтобы он решил задачу, было заинтересовано немало людей. Ребята, для которых задача трудна или которые поленились ее решать, смогут завтра списать решение у него, Олега, и тоже получат пятерку.
Ради этих ребят он приходил в школу немного раньше, чем требовалось. Ему нетрудно было подняться для товарищей на полчаса раньше. Он вообще не любил спать. Время, проведенное в постели, казалось ему пропащим. Ничего еще не было сделано в жизни. Олег стыдил себя и поторапливал, говоря, что пора начинать.
Что начинать? Он не знал. Его интересовали науки: биология, физика, география. Особенно все, касающееся космоса, межпланетных сообщений, овладения пространством, поэтически волновало его до спазм в горле. Его не пускали в Публичку по молодости лет, но он через знакомых доставал научные журналы, чтоб быть в курсе проблем и открытий.
Так же занимала его литература, и сама по себе и все связанные с ней споры, все события этой сложной сферы. Он писал стихи, рассказы, пьесы и полагал, что при любых обстоятельствах, какую бы ни избрал профессию, - он будет одновременно и писателем.
Возможно, также, думал он, что одним из основных его занятий будут шахматы, - у него уже первая категория, не так плохо.
Если соединить это все и еще многое, до чего он пока не додумался, и всему этому посвятить жизнь, - может быть, этого и хватит Олегу Якубовскому.
От многообразия интересов, от взволнованности и некоторой растерянности перед рассыпанными на его пути сокровищами, он постоянно был нервно приподнят и глаза его возбужденно блестели, серые узкие, чуть раскосые глаза.
С тех пор, как он себя помнил, ему предоставлялось все, что могло способствовать его развитию, физическому и умственному. Никогда к нему не приставали: "скушай еще ложечку"; но, чтобы укрепить его здоровье, от рождения хрупкое, его приохотили к гимнастике, к играм на воздухе, лыжам. Это делала мать. Она это делала и в эвакуации. Любящая без чувствительности, внимательная без назойливости, она старалась не упустить ничего, что должно было дать ему силы, знания, людское расположение. Воспитывала в нем вкус к здоровым развлечениям, научила его читать хорошие книги, водила на концерты и выставки картин, чтобы наполнить его жизнь теми духовными наслаждениями которые составляли высшую радость собственного ее существования.
При этом он пользовался полной свободой. Всегда у него был свой уголок, неприкосновенный для других; а когда, за год до войны, они получили эту трехкомнатную квартиру, - ему, тогда еще маленькому мальчишке, дали отдельную комнату; и вот недавно он с удовольствием водворился в ней снова. Очень скромно обставлена комнатка, но как заботливо! Пусть сыну не захочется уходить из дому и шататься по улицам; напротив, где бы он ни был, пусть его тянет домой, - такая мысль лежала в основе убранства комнаты и в основе всей жизни семьи. Занятия Олега уважались так же, как занятия его отца. Если Олег, случалось, нес ребячью чепуху, ему возражали терпеливо и серьезно. Он мог приводить к себе товарищей, и если приходили девочки, это не было предметом идиотского и оскорбительного поддразнивания, как в некоторых других, менее интеллектуальных домах.
Так поставила дело мать, и отец охотно ей подчинялся, и в семье царил дух благопристойности и взаимопомощи.
Мать была интеллигентней отца, хоть и называлась скромно - домашняя хозяйка. Отец, например, неважно знал музыку. Отец мог взорваться по ничтожному поводу, мог по-женски раскапризничаться. У него иногда срывались вульгарные, плоские выражения, вроде: "перебрал рюмочку", или "пусть он это своей бабушке расскажет", или "что я - рыжий, что ли?" Мать же была безупречна. Ее безупречность наполняла Олега нежной гордостью; но чувство к отцу не страдало от этого сопоставления, Олег был достаточно умен и широк, чтобы не придавать значения мелочам. Так ли важно, что отец неважно знает музыку? Он делает большое дело, все его уважают, и те знакомые с известными и уважаемыми именами, которые дают Олегу научные журналы и отвечают на его трудные вопросы, - это знакомые отца, отец их лечит и ввел их в дом. Отец был краеугольным камнем семьи, фундаментом, на котором мать возводила свою педагогическую постройку.
А что ее педагогика призвана благотворно влиять не только на Олега, но и на отца, - это Олег тоже видел прекрасно, это мельком его забавляло и еще больше сближало с отцом, ставя их как бы на одну доску: двое мужчин, добровольно и добродушно признавших моральное превосходство женщины и вверившихся ей (разумеется, до той черты, где начинается область мужского призвания и мужской независимости), это было в глазах Олега и красиво и правильно, и поднимало всех троих на новую какую-то высоту.
...Олег сидел и решал задачу. Лампа в оливковом бумажном абажуре смугло светила на его узкое лицо с узкими глазами и острыми скулами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12