Он взял стул и сел возле Лизы.– Ты хочешь опять поднять вопрос о дамбе?– Нет. Дело не в дамбе. Пусть другой проект... хотя я не знаю пока лучшего. Но каспийский вопрос надо сдвинуть с точки замерзания. Потом всякие административные дела. Я закурю?– Пожалуйста, Филипп!Мальшет с наслаждением закурил. Как всегда, его охватило в комнате Лизы ощущение праздничности (долго не исчезающее потом). Никогда не появлялось у него вблизи Лизоньки тягостного чувства обыденности, утомления, внезапной и неуместной скуки. По словам Турышева и многих других, с ними происходило то же самое. Что-то было в этой девушке, не отличающейся ни красотой, ни женской кокетливостью, действующее на людей, как свежее раннее утро, полное блеска солнца, росы, бегущих облаков. Это незримое утро окружало ее в любое время года и суток, в радости и горе, создавая вокруг нее особую атмосферу радости, чистоты и праздничности.Зная Лизу столько лет, Мальшет не помнил ее в дурном настроении, скучной, недовольной – приземленной. Она могла заплакать, как всякая девушка, когда ее обидят или огорчат: но и слезы ее были подобны дождю при солнце. И в комнате, где она жила (или работала), всегда как бы присутствовало утро. Отблеск его играл на желтых оконных занавесках, корешках книг, накрахмаленной скатерти, в косых парусах белоснежной бригантины, стоящей на тумбочке, в углу.И, как всегда, в присутствии Лизы Мальшета непреодолимо потянуло говорить о самом дорогом и заветном, не опасаясь ни равнодушия, ни насмешек, ни того, что он может надоесть.– Я не могу понять, Лиза,– начал он,– почему каспийский вопрос не волнует наших крупнейших ученых. Они будут серьезно рассматривать самые узкие научные вопросы – о шестикрылом муравье или спорообразовании грибов,– но едва заговоришь с ними о каспийской проблеме, глаза отводятся в сторону, лицо приобретает сконфуженное выражение. Как будто им несешь детскую чепуху. В чем тут дело, не могу понять! Убытки государства из-за обмеления Каспия исчисляются миллиардами рублей, благосостояние сотен тысяч людей зависит от уровня моря, а солиднейшие ученые страны конфузятся, когда заговоришь о проблеме Каспия. Просто мистика какая-то!Лиза невольно рассмеялась, но тотчас же стала серьезной: она с интересом слушала. Лиза умела слушать.– На днях я начал было читать один фантастический рассказ,– продолжал Мальшет,– бросил, не дочитав: дрянь ужасная... Герой предлагает перегнать Венеру и Марс на земную орбиту. Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу. Детей он предлагает воспитывать на Юпитере, чтоб у них окрепли кости и мускулы...– Неужели могли напечатать такую глупость? – засмеялась Лиза.– Как видишь! Конечно, герой предлагает это по молодости лет. Но другой персонаж, «мудрый и старый», по словам автора, говорит по этому поводу: «Ваши идеи понадобятся лет через триста»... Так вот, мы же не предлагаем расколоть на части Сатурн. При современном уровне науки и техники регулирование моря человеком – вполне доступная вещь. Почему же, когда мы в сотый раз напоминаем об этом, солидные ученые на нас смотрят, как на инфантильных? Почему?Мальшет вопросительно смотрел на Лизу, вертя в пальцах карандаш.– Если наука почти неопровержимо докажет, что на Марсе есть разумные существа, то солидные ученые будут последними, которые признают это вслух,– задумчиво проговорила Лиза.– Не потому, что они косные или консервативные, нет, а просто слишком много об этом писалось облегченно и несерьезно (как у твоего этого автора), и маститому ученому просто неловко всерьез рассуждать об этом. Так, мне кажется, получилось с каспийской проблемой. Много шума подняли вокруг проекта дамб и поворота сибирских рек. Самая хорошая песня, когда мотив ее становится избитым от беспрерывного повторения, теряет все свое очарование.– Вот те раз!– возмутился Мальшет.– По-твоему, мы слишком много говорили о каспийской проблеме?– Об этом писали и говорили люди совсем некомпетентные, которых интересовала не научная постановка вопроса, а...– А нужды народного хозяйства! – твердо договорил Филипп.– Пусть так. Но как только вопрос о регулировании уровня Каспия человеком стал достоянием широкой толпы...– Народа!– Да, народа, конечно... то ученые, привыкшие к обсуждению проблем в аудиториях и кабинетах, на сугубо научном языке с применением труднопонятных формул, пришли к убеждению, что каспийский вопрос – это что-то несерьезное.– Ты этим объясняешь...– Да. Вспомни академика Оленева.– К черту Оленева! Но я не согласен с тобой. Не все же такие ученые, как Оленев...– Конечно, не все, но...Лиза и Филипп заспорили, как они спорили прежде. И все же это не было прежним разговором. Мальшет все время ощущал невидимый занавес между собою и Лизой и досадовал.– Лиза, мне нужно с тобой поговорить!– перебил он сам себя.– Я слушаю тебя, Филипп!– Лизонька, неужели ты до сих пор сердишься? Знаешь ведь, какой я вспыльчивый дурак. Ну?– Я не сержусь.– Но я чувствую!– Нет, ты ошибаешься. Мальшет помолчал, огорченный.– Лизонька, ты всегда была моим самым лучшим другом...– Я и теперь твой друг.– Будто?– Ну конечно, Филипп! Я всегда буду твоим другом и помощницей – всю жизнь... Я для того и на океанологический пошла, чтоб помогать тебе. Ведь у нас одна цель – покорить Каспий. Это твои идеи. Я была девчонкой, когда ты пришел к нам на маяк и я впервые услышала о дамбе. Это мне понравилось, а потом захватило целиком. Ты же знаешь, что я всегда иду с тобой. Я твой самый преданный помощник, а больше ведь тебе ничего от меня не надо.Мальшет неуверенно молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81