Мы были почти у лестницы, когда черт вынес бабку Перминову, эту занозу. Увидев нас, она не пошла, куда хотела, а замерла, поставив на всякий случай одну ногу на ступеньку. Мы на нее - ноль внимания, свернули и живо взялись за работу. Такая стукотня поднялась, что загудела даже крыша, точно от радости, что вспомнили про нее. Старые поперечины проходили сквозь стойки, но нам некогда было мудрить, и мы приколачивали сверху. От спешки гвозди гнулись, не выпрямляя их, мы всаживали новые и на одну поперечину тратили по пять-шесть гвоздей. Вдруг сзади - р-р-р! Оглянулись - тетя Зина Ширмина с овчаркой Рэйкой стоит. Ну и стой, смотри, мы не воруем! Я размахнулся да как хватил себя молотком по пальцу, так винтом и пошел на одной ноге, согнувшись в три погибели.
Тетя Зина ойкнула, хотела подойти, но - Рэйка. Хоть и в наморднике, а овчарка - лапой может убить.
- До крови? - спросила тетя Зина.
Я помотал головой, от боли прямо ввинчивая палец себе в живот. Ширмина не вынесла этого и ушла. Славка подхватил мой молоток. Больше нам никто не мешал, только из-за дяди Фединых сеней выглянула было бабка Перминова, но Борька на нее шикнул, и она исчезла.
Один брусок остался лишним, и я велел прибить его в самом низу, чтобы девчонкам было удобнее делать первый шаг, а дальше разойдутся.
А потом мы убежали к нам, долго умывались и брызгались под краном в нашем теплом туалете, а я держал палец с посиневшим ногтем в кружке с холодной водой.
Вечером мама принесла давно обещанного котенка. Он был такой маленький и пушистый, что дунь - и улетит. Я налил ему молока. Он тык-тык - снаружи в блюдце, обошел вокруг на шатких ножках, а внутрь сунуться - ума нет. Я взял его лапку, чуть пожал и ткнул мордочкой в молоко, потом отнял, опять пожал лапку и опять - в молоко. Раз пять повторил.
Мама стояла над нами, улыбаясь.
- Он мал еще для дрессировки, - сказала она.
- Пусть привыкает. Король Морг вон с детства поет. А этого я научу в шахматы играть. Конечно, играть буду я, а он будет срубленные фигуры зубами с поля утаскивать. Укажу - вон эту, он - хвать! - и потащит. Можно, мам, так научить?
- Наверно, можно. Но трудно.
- Ха, а что легко?
- Да, все трудно... Вова, а что это вы там отремонтировали? спросила вдруг мама.
- Где?
- Да во дворе.
- Ничего.
- А женщины говорят, что отремонтировали что-то, какую-то лестницу.
- А-а, - понял я. - Так это мы не для них отремонтировали, а для себя.
Мама удивилась:
- То есть как - для себя? Если я полезу, вы что, столкнете меня?
Я рассмеялся.
- Почему? Лезь. Пусть хоть тетя Шура-парикмахерша лезет, если не боится брякнуться, пусть хоть кто.
- Значит, все-таки для всех, - настаивала мама.
- В этом смысле - для всех.
- А в каком - для себя?
- Ну, мам, в каком, в каком!.. Нам надо, вот мы и отремонтировали! проворчал я.
- Ух, люди! Что ругай вас, что хвали - не угодишь! - вздохнула мама.
- Нам не надо угождать, нам надо как есть, - сказал я и опять склонился к котенку, который уже наелся и сидел, растопырив лапки и облизываясь.
Этой ночью я долго не мог уснуть. Надо мной уже и голубой потолок погас, а я все лежал с открытыми глазами, заново и вразнобой переживая сегодняшний день: то как лестницу чинили, то странный разговор с мамой, то как уморили Генку рассказами, то как собрание шло... Собственно, что мы решили на собрании? Да ничего. Раздали билеты, посмеялись и договорились о новом собрании. А завтра? Пообедаем на свежем воздухе, опять посмеемся и назначим собрание на послезавтра?.. Нет, так не годится! Надо что-то делать! Я же пообещал завалить всех поручениями, а какими, в какую сторону? Цели-то нет. Надо наметить цель. Конечную! И этой целью должна быть свобода! Да, да - освобождение двора от власти взрослых! Именно так, по-комиссарски!.. Я радостно заворочался и снова вспомнил, как высыпал на табуретку билеты, как сидел бок о бок с Томкой... Томка... Я вдруг подумал, что не усну, пока не прикоснусь к Томкиному яблоку. Я встал, сходил напился, потом запустил руку за стенку приемника, пощупал яблоко и потом лег. Да, Томка меня любила, и я любил ее... Но почему же она сегодня чуть не ушла от нас?.. Не окликни я ее и не верни - ушла бы! Мирка с Люськой вон тоже забыли пароль, и мы их тоже не пускали, так они чуть крыльцо не разворотили. А Томка спокойно повернулась и подалась, как будто за дверцей не друзья, а пустота. И паука заметила. Никто не заметил, а она заметила... Но ничего. Генка вон тоже еще не совсем наш. Все не наши будут наши!
- Кракатау! - шепнул я пароль темноте, чтобы она пустила меня в сон.
ОПЕРАЦИЯ "МЕТЛА И ЛОПАТА"
Утром мне почему-то показалось, что вчера на собрании много смеялись. Уж не за шутки ли приняли "Союз Чести?" И соберутся ли в три часа на крыше? Чем ближе подходило назначенное время, тем тревожнее мне становилось. Я пробовал читать Марка Твена, решать шахматные задачи, играть с котенком - тревога не унималась. Я нарочно не выходил во двор, чтобы своим комиссарским видом ни о чем не напоминать. Наконец, без четверти три я пододвинул письменный стол к окну в спальне, вскочил на него с будильником в руке и уставился на крышу второго дома, видневшегося поверх забора. Если никто не придет, я хлопну будильник об пол, брошусь в кровать и не знаю, что со мной будет, потому что без "Союза Чести" я теперь себя не представлял.
И вдруг - ура-а! - в рогульках лестницы появилась Борькина голова! Он подал руку Люське, Люська потянула Томку, Томка - Мирку, и последним, как толкач на железнодорожном подъеме, пыхтел Славка. Живой цепочкой они перевалили верхнюю поперечину и рассыпались по крыше. Я швырнул будильник на кровать, сам спрыгнул на пол и заплясал, оп-лякая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52