И из школы уйду победителем, а не побежденным! Только бы исправить эту дурацкую двойку по английскому…
Я вспомнил Светлану Петровну, неудачный визит к ней, девчонку, которой пообещал выйти в эфир, и глянул на часы. Было без пяти семь. Может, не стоит выходить в эфир? Девчонка и без этого, понятно, все передаст сестре. Хотя тут уже дело чести! Да и та ироническая улыбочка взывала к отмщению.
Я живо подсел к приемнику, в просторное нутро которого был вмонтирован самодельный передатчик, и азартно включил питание. Разрешения на передатчик у меня, конечно, не было, его и не выдают до шестнадцати лет, но в эфир я тайком выходил, правда, редко, чтобы не засекли, потому что дело это подсудное. В семь ноль-ноль я подсоединил микрофон и начал:
– Я Мебиус!.. Я Мебиус!.. Я Мебиус! – Выдержал паузу: – Я Мебиус! Я Мебиус!.. Светлана Петровна, извините!.. Светлана Петровна, извините!.. Светлана Петровна, извините!.. Я Мебиус!.. До свидания!.. Я Мебиус! – И выключил передатчик.
Прошло сорок пять секунд. Маловато. Может, повторить?.. Не надо. Если ловили, то услышали, а если не ловили, то хоть заповторяйся.
– Правильно, Меб? – спросил я у робота.
Мебиус улыбался, изогнув свой большущий рот полумесяцем, и преданно пялил на меня двенадцативольтные навыкате глаза. Мой робот был всего лишь фанерным ящиком с посылку величиной, которому я придал вид головы, натыкал в макушку проволочных кудрей да приделал руку. Он был почти пуст – все важные внутренности его помещались в столе. При телефонном звонке включались электромагнит и магнитофон – Мебиус приподнимал трубку и отвечал. Через двадцать секунд тепловое реле размыкало цепь, и робот замирал. На подоконнике лежала его вторая рука, которой я пока не нашел подходящей работы.
Звякнул телефон. Опередив Мебиуса и нажав ему нос-кнопку, чтобы он молчал, я ответил:
– Да.
– Квартира Эповых?
– Да-да.
– Аскольда можно?
– Слушаю.
– Аскольд? Это Валентина Петровна!.. Ну, Валя Снегирева, у которой ты только что был!..
– А-а! – почти злорадно протянул я.
– Ой, Аскольд, мы тебя поймали! Я думала, ты нарочно, а потом дай, думаю, включу. И вдруг: я Мебиус, я Мебиус! Да так ясно, что я даже на улицу выглядывала – не стоишь ли ты под окном с каким-нибудь своим аппаратом!
– Хм! А Светлана Петровна?
– Тоже слышала, улыбалась и дала твой телефон. Еще бы не улыбаться! Я бы даже нарочно согласилась, чтобы меня обидели, а потом чтобы вот так извинялись – на всю Вселенную! Или бы объяснились в любви! – тише добавила она.
– В чем?
– В любви. Что, слово незнакомое?
– Да так себе.
– Будто бы!
Тут уж иронически усмехнулся я, мол, знай наших, а то – бездельник, лоботряс! Бездельник не вознесется до жажды космической любви!.. Почувствовав, что теперь мы на равных, я уже совсем по-дружески спросил:
– А ты откуда звонишь?
– От соседей. – И видно, поняв случившуюся во мне перемену, Валя сказала: – Аскольд, раз уж извиняться, то и ты извини меня, что я на тебя накричала. Я немного заполошная, но ведь ты заработал, признайся?
– Наверно.
– И дай слово, что Спинсты больше не будет!
– Даю. Но только за себя.
– Ничего, я и до других доберусь! Слушай, а что, английский и вправду тебе не дается?
– Черт его знает!
– Не годится. Надо что-то делать! – озабоченно проговорила она и вдруг добавила длинную английскую фразу, да так непонятно-ловко и чисто, что я растерянно промычал. – Все, Аскольд! Тут включили телевизор. Я мешаю, – прошептала Валя. – Гуд бай! В третий раз! Ну, все!
И гудочки.
Я аккуратно опустил трубку. Итак, одно дело о’кэй! Осталось утрястись отцовским неприятностям и – хэппи энд! Кое что по-английски и мы знаем! Умиротворенно потянувшись, я встал и побрел по всем комнатам, оживляя их своим присутствием и оживляясь сам: в кухне поставил греться чай, в кабинете отца открыл форточку, а в гостиной подтянул гирьку ходиков, толкнул маятник и поставил большие резные стрелки на половину восьмого. И вспомнил вдруг, что подвожу уже вторые стрелки. Те были маленькие, на маленьких часах, на маленькой, холодной руке… А ведь правда, что мы с ней за сегодня трижды прощались: в школе, у них дома и вот сейчас. Странный день и такой длинный, что я забыл, с чего он начался. Во всяком случае, утром я еще не знал о существовании какой-то Вали Снегиревой…
Садиться за сборку телевизора было уже поздновато: и ужин вот-вот и уроки. Разве что обновить запись: «Квартира Эповых, минуточку», – а то она хрипит, как будто отвечает забулдыга, а не порядочный робот.
Я распахнул тумбочку стола. Здесь находился голосовой центр Мебиуса – два неказистых транзисторных магнитофончика. Оба были без крышек, без ручек, с треснувшими корпусами, и оба попали ко мне на запчасти. Первый случайно разбил в турпоходе мой одноклассник, а второй сознательно шмякнул об пол пьяный глава семейства с третьего этажа. Но я умудрился восстановить их, однако, кроме как для этой простой службы, они никуда не годились. На магах не было ни подающих, ни приемных кассет, а склеенная кольцом пленка натягивалась пружинными роликами. Само же кольцо было свернуто листом Мебиуса, то есть концы стыковались не прямо, как у обруча, а с поворотом на 180 градусов, так что магнитная сторона переходила в немагнитную. На такую пленку записывалось вдвое больше, чем на простое кольцо. Это я сам придумал, когда вычитал про странный лист математика Мебиуса. Не ахти какая выдумка, но…
Телефон дзинькнул.
– Эп?
– А-а, Забор! Так и знал – проверишь!
– А как же! Успешно сходил?
– Вполне.
– Робел?
– Немного.
– Здорово тебя Спинста отчитала?
– А я ее не видел.
– Привет! А перед кем же ты извинялся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47