— И зря вы так кричите. Вы тише будьте, а то ведь немцы услышать могут. Дядя, вы положите наган. Мы же партизаны — честное даю вам пионерское, честное ленинское!— Чем докажешь? — пробормотал раненый. — Меня на бога не возьмешь. Тут кругом оцеплено… Знаю…— Да вы положите наган! — взмолился наконец Володя. — А то я тут валяюсь, а вы встать не даете… А я мог бы тем часом за нашими сходить, и мы бы вас к себе вниз взяли. Вы, дядя, зря целитесь. Ну чем я вам доказать могу? Мы ведь когда на разведку идем, у нас все отбирают.— Пускай тебя что-нибудь спросит, а ты ему докажешь, — подсказал сзади Ваня.— Дядя, вы меня, правда, спросите что-нибудь, а я вам на все отвечу, и вы увидите, что я не вру. Ну, хотите если, спросите меня что-нибудь про пионерскую организацию.— Я про пионерскую… — с трудом проговорил раненый, — про пионерскую… Не вылазь, лежи там, а то стрельну!.. Про пионерскую-то я уж запамятовал… А вот ты мне… ох! ты мне, если не врешь, что пионер… ты мне по Конституции скажи, чего знаешь…— По Конституции? Сейчас! — Володя громко проглотил слюну, пихнул осторожно лежавшего позади него Ваню, чтобы тот, в случае чего, подсказал, и радостно заговорил голосом, которым он обычно отвечал в классе, когда знал задание назубок: — Право на труд, право на отдых… и право на образование… И все народы равные по всяким национальностям. И еще это… самое главное… сейчас скажу: защита отечества — священный долг… Да перестаньте вы, дядя, в меня метиться!— Сказал верно… Знаешь, — тихо, сквозь зубы, произнес раненый. — Вроде не врешь… Эй, стой, говорю! Не подлазь покамест ближе. А ну, перекрестись… на всякий случай… — неожиданно потребовал он.Володя обиженно повел плечом:— Странно, дядя! С какой радости я божиться вам стану, раз я пионер! Что ж я этим докажу?— Это ты правильно, — устало согласился моряк. — А ну, говори мне, какие песни знаешь наши?Ваня от удовольствия даже зажмурился и головой закрутил: он-то уж знал, сколько песен помнит Володя.— Ну, это легко! Я все песни знаю почти, — начал Володя. — Ну, во-первых, «Вставай, проклятьем заклейменный», потом «Широка страна моя родная», еще знаю петь «По долинам и по взгорьям», потом еще «Потому что у нас каждый молод сейчас, в нашей юной прекрасной стране». А еще знаю «Матрос Железняк». Вот как она поется: «В степи под Херсоном высокие травы, в степи под Херсоном курган…» — И Володя тихонько запел свою любимую песню. — «Лежит под курганом, заросшим бурьяном, матрос Железняк, партизан», — с чувством пропел он и, так как раненый не отзывался, осторожно выглянул.Раненый неслышно рыдал, припав лбом к рукам, сложенным на нагане. Широкие, торчавшие под сукном бушлата худые плечи его тряслись.— Пионеры… братки-дружочки, родные, помогите… Слабый я, совсем никуда…И он снова впал в беспамятство.Мальчики в один прыжок подобрались к нему. Привыкший уже быть осторожным, Володя первым делом высвободил из ослабевшей руки моряка наган, хозяйственно осмотрел его и засунул во внутренний карман стеганки. Оба разведчика участливо склонились над раненым.— Худущий же до чего! — ужаснулся Ваня. — Прямо чистый скелет.— Станешь тут скелетом, — сурово отозвался Володя, чувствуя, как у него острая жалость теснит горло. — Сколько он здесь дней лежит? Видишь, немцам не сдался и гранаты к бою приготовил. Вон выложил…Он торопливо и неловко расстегнул набухший сыростью бушлат на груди моряка. В лицо мальчикам пахнуло дурным, жарким духом; они увидели полосатую тельняшку в пятнах запекшейся крови.— Слушай, Иван, — сказал Володя. — Пойдешь сейчас вниз один. Доложишь командиру или комиссару, что вот мы обнаружили тут… и тому подобное. Ясно? А я тут останусь, и все. Что же, человека брошу, что ли? А оружие теперь имеется… — Он вынул из-за пазухи наган и спрятал его обратно. — Погоди, документы его возьмешь с собой, чтобы не сомневались.Володя осторожно извлек из внутренних карманов матросского бушлата слежавшиеся, желтые от сырости бумаги, фотографическую карточку, на которой был изображен красивый плечистый моряк, а возле него девушка в темной юбке и беленькой кофточке. Моряк с девушкой стояли на Приморском бульваре возле широколапых пальм, за которыми виднелся на море большой белый теплоход с двумя трубами.Потом Володя вынул из кармана матросского бушлата маленькую книжечку, обернутую плотной красной бумагой. Он раскрыл ее и прочел, что было написано на первой страничке. Это оказался билет члена Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Николая Гавриловича Бондаренко — год рождения 1921-й. И внизу, с карточки, через которую выгнулась, краешком перечеркнув ее, размытая желтовато-фиолетовая, как радуга, печать, в упор смотрел на Володю веселыми прищуренными глазами молодой, пригожий собой матрос. Володя перевел взор от карточки на запрокинутое обросшее, изглоданное болью лицо раненого, потом еще раз посмотрел на фотографию, где был изображен моряк с девушкой. Он узнал на моряке бескозырку с надписью «Береговая оборона».— Ваня, — воскликнул он, пораженный, — я думал, он уже старый дядька! А он двадцать первого года рождения. Гляди — комсомолец. Ты только посмотри, какой он прежде складный, здоровый был! Видно, натерпелся… Ну, живо давай вниз! Зови наших! Спички у тебя есть? На, возьми мои! Зря не чиркай: дорогу, чай, и так знаешь.Оставшись один, Володя бережно накрыл раненого плащ-палаткой, застегнул на все пуговицы бушлат на нем, поправил мешок под запрокинутой головой матроса. Сел, прислушался, пощупал матросский наган за пазухой.Тихо было вокруг. Темнело. Чуть слышно изредка стонал раненый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178