Важенин, перенявший у своего старшего приятеля эту походку, говаривал: «Мы с Макаровым в разведке как на крыльях плывем. Не шелохнемся на ходу».Друзья проникали в далекие, глухие районы подземелья, в черные подземные пустыни, простиравшиеся по ту сторону стен, что перегораживали коридоры. Находясь вдалеке от сердца подземной крепости и не боясь навлечь на нее врагов, Макаров и Важенин иногда нарочно подымали шум, вызывали переполох на поверхности, заманивали в какой-нибудь расчищенный ими проход фашистов и меткими выстрелами из темноты били их наповал.Ходил в подземную разведку не раз и моряк, интендант Александр Бондаренко. Во время одной из разведок он обнаружил, что в старой шахте, шурфе № 7, имеются остатки лестницы, которая когда-то доходила по стене до самого шурфа. Она уже давно подгнила и местами разрушилась. Бондаренко все же решил подняться по этой лестнице как можно выше и поглядеть, насколько возможно использовать шурф «семерку» для выхода наверх. Партизаны полагали, что немцы считают этот шурф заваленным! таким он выглядел с поверхности, и над этим местом никогда не замечались гитлеровские солдаты.Бондаренко провожали к шурфу Лазарев, Котло, Корнилов, Петропавловский и Жученков. Прихватили с собой Володю Дубинина, на тот случай, если придется спешно посылать за подмогой.Бондаренко смело полез вверх по вертикальной лестнице. Поднимался он бесшумно, но иногда под его ногой с легким шорохом обламывалась подгнившая перекладина. Он поднялся уже до половины, метров на пятнадцать, как вдруг сверху в отверстие «семерки» заглянул гитлеровский часовой. Он, очевидно, лежал на земле и свесил голову в пролом. Первым заметил эту голову Корнилов. Он подал немедленно условный сигнал тревоги. Думать было некогда, и Бондаренко, не теряя ни одной доли секунды, прыгнул прямо в шурф с высоты примерно третьего этажа, успев на лету крикнуть: «Полундра!» — чтобы не задеть кого-нибудь из стоявших внизу.Бондаренко неминуемо бы разбился, если б не его морская привычка к прыжкам с высоты и умение соскальзывать по трапу, почти не прикасаясь к нему ногами.Пол в шурфе был, на счастье, гладким, без камней. Спрыгнувшего Бондаренко мгновенно рванули в сторону отпрянувшие вместе с ним Котло в Петропавловский. Начальник штаба своим телом прикрыл подхваченного Володю. И в ту же секунду в шурфе грохнуло: разорвалась брошенная сверху связка гранат. Осколки зачиркали по стенам. Дым и ракушечная пыль закрыли свет. И долго еще что-то рокотало и сыпалось в «семерке».Но никто из партизан не пострадал: все успели укрыться в поперечном ходе.День за днем ходили партизанские разведчики по ту сторону подземных крепостных стен. Они приносили малоутешительные сведения: немцы держали под обстрелом все замеченные ими входы в каменоломни. У партизан оставалось все меньше и меньше возможностей не только для связи с внешним миром, но даже для обозрения поверхности района каменоломен. Завалы препятствовали притоку свежего воздуха. Внизу с каждым днем все труднее становилось дышать.Но горстка непреклонных патриотов, ушедших под землю и оттуда грозивших самонадеянным захватчикам, жила в черной духоте, стиснутой камнем, по всем законам той мудрой и светлой жизни, к которой они привыкли у себя дома, наверху. В свободные от караулов и работы часы Котло и Корнилов вели политзанятия. Жученков и Петропавловский устраивали для молодых партизан учения по военной технике.Молодежь подземной крепости устроила себе жилье в одном из широких, хорошо укрепленных штреков. Место это молодые партизаны назвали кубриком, но почему-то название это не удержалось, а привилось другое — «общежитие». Так и говорили: «Это у комсомольцев, в общежитии».Здесь всегда, даже в самые тяжелые дни подземной осады, можно было услышать сипловатые звуки отсыревшего баяна. И царил тут дух того заразительно бодрого товарищества, которое заставляет даже самого робкого человека постепенно смелеть и в конце концов думать про себя: «А ей-богу же, я тоже не из робкого десятка, не хуже других».Во всех самых опасных делах — и в вылазках, и в труднейших подземных разведках — партизаны-комсомольцы были первыми. Они постоянно просились, чтобы их выпустили в разведку на поверхность, подползали к заваленным выходам и через щели между камнями стреляли в караульных гитлеровцев. Однако комиссар иной раз, вместо того чтобы похвалить особо отличившихся своей бесшабашной храбростью комсомольцев, со своей обычной грубоватой прямотой охлаждал их излишний пыл за «делибашьи», как он выражался, повадки:— Нам отчаянные не нужны. Не то у нас сейчас положение. Это в стихах хорошо. Как это сказано? «Мчатся, сшиблись в общем крике. Посмотрите, каковы! Делибаш уже на пике, а казак — без головы». А нам нужны бойцы с головой. У нас людей раз, два и обчелся. Так что вы делибашить бросьте.Котло говорил, как всегда, медленно, тяжело и прочно ставя каждое слово на свое место — не сдвинешь. Но комсомольцы видели, что ворчит комиссар больше для порядка. Хочет этот суровый насупленный человек уберечь каждую молодую жизнь от всяких опасных случайностей. И, пряча улыбки, отвечали комсомольцы:— Есть, товарищ комиссар! Не будем делибашить!В «общежитии» часто проводились комсомольские летучки — короткие собрания, на которых молодежь отчитывалась в выполнении заданий всякого рода. Тогда приходили сюда и Надя Шульгина с Ниной Ковалевой.Их всегда встречали шутками, веселыми приветствиями, какими-то загадочными намеками насчет всяких симпатий и страданий, которые тут же придумывались неутомимыми балагурами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178