Он все уладит.
А может, это и неплохая мысль… Но какое испытание! Как признаться мэтру, перед которым я преклоняюсь, во всем, что я наделала? Что мне ему сказать?
Сюзон горячо откликнулась:
— Что-что! Правду!
Но я так посмотрела на нее, что она промямлила:
— Ну, то есть… То, что ты говорила вчера… Все-таки наказывать всех, если дело и так уладится…
Автобус подошел к площади Оперы. Сюзон вышла, но прежде, чем соскочить с последней ступеньки, опять обернулась ко мне.
— Иди к месье Барлофу. Он живет на следующей остановке — в отеле «Скриб».
И послала мне воздушный поцелуй.
Автобус обогнул Оперу. Я сжалась в комочек на своем месте. Я чувствовала себя обесчещенной, всеми покинутой, и мне было очень тяжело видеть во дворе, за решеткой, своих подружек, которые, как каждое утро, ждали, когда за ними придут, чтобы отвести в класс… А я больше не имела права быть с ними…
Я робко подошла к отелю «Скриб». Грум* открыл передо мной дверь, и я оказалась в холле посреди толпы снующих туда-сюда людей, кажется, со всех концов света. Путешественники, туристы — никто не обращал на меня внимания.
Поскольку грум показался мне немногим старше меня, я у него и спросила, где найти месье Барлофа. Но он посоветовал мне обратиться к портье*, который — весь разукрашенный золотом — восседал в центре за огромным прилавком. Мой нос еле доставал до поверхности этого прилавка, и пришлось встать на цыпочки, чтобы спросить, как пройти к месье Барлофу.
Портье, кажется, удивился моему вопросу. Тем не менее он позвонил секретарю месье Барлофа, а тот сказал, что мэтр уже в Опере и, если я хочу его видеть, надо пойти туда. Конечно, секретарю я сказала, что я — Галатея, то есть девочка, исполняющая ее роль, и мне надо повидаться с месье Барлофом по поводу балета.
Удивленный секретарь сказал, что в таком случае нет ничего проще, как отправиться в Оперу, и что я так и должна была поступить с самого начала. Увы! Не могла же я ему признаться, что меня исключили, что этот прекрасный театр для меня теперь —запретная зона!
Не зная, что теперь делать в течение всего утра, я покрутилась вокруг театра, потом пошла в Галери Лафайетт. Я боялась, что меня заметят. Детей почему-то всегда замечают.
О завтраке и вопроса не вставало, потому что обычно я завтракала в школьной столовой… И я решила попытаться поймать Веру и Рейнетт, которые жили недалеко от Оперы и потому на большой перемене ходили домой.
Спрятавшись за колонной, я смотрела, как они приближаются. Они меня тоже увидели и, подойдя, стали обнимать. У них были новости. Прежде всего, к моему стыду, оказалось, что приказ о моем исключении вывешен на доске объявлений. А кроме того, уже в классе мадемуазель Обер говорила обо мне в весьма торжественном тоне.
— И что же она говорила?
— Она воспользовалась случаем, чтобы произнести целую речь: «Дельфина Надаль исключена из балетной школы и больше сюда никогда не вернется. Никогда! Наказание очень строгое, но оно соответствует ее вине: ведь поступок Дельфины чуть не привел к трагическим последствиям. Это наказание для вас должно послужить предупреждением, должно отбить у вас охоту не слушаться старших. Если мы требуем дисциплины, то исключительно для вашего же блага… Дельфина солгала. Ваша подруга виновна, но наказание превращает и ее в жертву. Вам необходимо помнить об этом, и пусть этот случай станет для вас уроком!»
Вера и Рейнетт сказали, что они плакали, слушая эту речь.
Как раньше Сюзон, я предложила им, чтобы все сказали правду… Но Вера тоже ответила, что не стоит усложнять положение и что месье Барлоф все уладит. Чтобы поддержать меня, Рейнетт заверила, что все подружки никогда не забудут, что я сделала ради них. Для них я стала кем-то вроде Жанны д'Арк.
Жанна д'Арк! Конечно, она национальная героиня и о ней много говорят, но я бы предпочла не иметь такой славы! Я бы предпочла славу без костра, в конце-то концов!
Мне необходимо было поговорить с месье Барлофом, но в то же время я не решалась зайти в театр. А вдруг меня увидит Дюмонтье? Или учителя? Или надзирательницы?
Вера и Рейнетт отправились на разведку и сообщили, что путь свободен. Я проскользнула в дверь за ними. Мне было очень стыдно, чувствуя себя преступницей, идти по этому театру, который я так любила.
В ожидании, пока начнется репетиция, мэтр работал один на большой пустой площадке. Вера и Рейнетт открыли передо мной тяжелую дверь, ведущую на сцену, и подтолкнули, шепнув «Ни пуха, ни пера!». И я пошла по направлению к месье Барлофу. Он-то думает, я пришла репетировать. О! Как бы я этого хотела, но вместо этого придется разговаривать…
Мэтр удивился, что я еще не в костюме, потому что репетиция должна была вот-вот начаться, да, конечно, он подумал, я пришла работать. Я с отчаянием посмотрела на него и собрала все свое мужество:
— Я не могу репетировать!
— Почему?
— Потому что меня исключили…
— Как это так?
— Выгнали из школы… Я больше там не учусь…
Такой всегда суровый мэтр чуть не расхохотался:
— Ну и ну! Что ж ты такое сделала, а? Рассказывай!
— Я была на крыше в тот вечер, когда случилось несчастье.
Мэтр не понял. Его вовсе не касались все эти истории, связанные с детьми… Но он меня выслушал и воскликнул:
— На крыше!
— Просто так, чтобы позабавиться, — выдавила из себя я.
Теперь он уже не собирался смеяться.
— Позабавиться? Да что же у тебя здесь? — Он постучал меня по лбу. — Я дал тебе роль, и вот как ты меня отблагодарила! Отправилась валять дурака на крышу!
Я умоляла простить меня. Но у него был по-прежнему очень недовольный вид.
— Ты знаешь, что сделала? Ты предала меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22