- Ваши слова, Даля, - снова начал Телешов, - не имеют никакого отношения к Лайнису. - Он обнял Юстика и Таню за плечи и сказал: - Пошли, ребята, а они нас нагонят.
"Они" - это мы с Далей.
Телешов сейчас стоял на том же месте, где когда-то в последний раз стоял его отец, и так же повернул голову, как он, к дивану, на котором тогда лежал е г о с ы н, а теперь сидел я.
- Так ты берешь на себя все?
Он опять вернулся к разговору о Лайнисе, и мне бы ответить: "Да, беру", - и они ушли бы. Но я промолчал, у меня не было желания обещать то, что я не собирался делать. Хватит с меня и так. Я посмотрел на Далю. Он перехватил мой взгляд и вдруг сказал совершенно серьезно, обращаясь к Дале:
- Имейте в виду, я вам не отдам Миколаса.
Даля не выдержала и тихо сказала:
- Уходите... Прошу вас...
Это было так неожиданно, что сначала я подумал, что ослышался.
- Вы нас выгоняете? - спросила Таня. - Тетя Даля!
Даля не ответила.
- Мама! - закричал Юстик. Он, по-моему, здорово испугался, наш великанчик. - Скажи им, что ты пошутила. Таня, дядя Пятрас, она пошутила. - Его взгляд метался с одного лица на другое, он безуспешно искал выхода. - Мама, скажи им.
- Юстик, - резко сказала Даля, - перестань! Я тебе потом все объясню.
- Нет, сейчас скажи! - вдруг закричал Юстик. - Папа, что же ты молчишь?
Я промолчал, мне нечего было говорить, а бедняга Юстик суетился, и этой своей беспомощной суетой он удивительно был похож на меня. Он был готов восстать, как я много раз готов был восстать против дяди и не восставал.
Таня стояла бледная, крепко сжав губы.
- Молчишь? - сказал мне Телешов. - Такой же, как прежде?
- Я ведь попросила вас, - перебила его Даля.
- Тогда это был он! - Телешов показал на дядю. - Он тебя сделал таким. Когда надо было бороться, он закрывал глаза. Когда надо было стрелять в убийц, отнял у тебя оружие. Теперь он мешает вам жить. А ты?.. Знаешь, кто ее сделал такой? - Он кивнул на Далю. - Ты! Незаметно для себя, чтобы удобнее было жить.
- Не слушай его, Миколас. Не слушай. - Она крикнула: - Уходите, уходите, уходите!
Потом стало тихо-тихо. И мы замерли, затихли.
- Папа, нам пора, - сказала Таня.
И они ушли. А мы остались трое. Потом Юстик оглядел нас, не зная, что делать. Сейчас мне захотелось, чтобы он стал непослушным, неподвластным нам и убежал за Телешовыми. Но ему трудно давался этот выбор. Он подошел к окну и увидел Телешова и Таню. Телешов шел первым, а Таня следом. Но вот она оглянулась и увидела Юстика, и Юстик, минуя нас, метнулся к двери.
- Юстик! - крикнула Даля.
Он остановился. Еще немного - и будет поздно, он понимал это. Он подошел ко мне, и я увидел его глаза, они были полны слез.
- Можно, я пойду их провожу? - спросил он.
Я бы мог ему ответить, что можно, иди, беги, догоняй, лети, но сказал другие слова, те, которые было необходимо сказать давным-давно:
- Как хочешь. Тебе видней.
И это было последней точкой в сегодняшнем споре, решившем для меня очень многое. Юстик сделал свой выбор: он повернулся и убежал догонять их, а теперь я тоже должен был сделать свой.
- Зачем ты его отпустил? - спросила Даля. В ее голосе уже не было прежней уверенности, она что-то предчувствовала и чего-то боялась.
- Так надо, - ответил я и замолчал.
Прежде чем перейти к главному, мне необходимо было побыть минуту одному. И я увидел себя в костеле в тот день. Уже было поздно, и костел был пуст, горела только одна свеча у фигуры скорбящего Христа. И вышел он, который счастливо умер еще во время войны.
"Это ты, Миколас? Что ты здесь делаешь так поздно, дитя мое?.. Дядя не дождался тебя и ушел... Да, поздравляю тебя с днем рождения".
"Я пришел к вам, а не к дяде".
"Ко мне? Ну, рассказывай, в чем дело. Ты чем-то взволнован?"
"Я хочу исповеди".
"Я устал. Давай отложим на завтра".
"Мне надо сегодня".
"Хочешь исповедаться в грехах своих, сын мой?"
"Да".
"Ты обидел ближнего?"
"Нет".
"Обманул?"
"Нет".
"В чем же ты грешен?"
"В помыслах".
"Откинь их напрочь, грешные твои помыслы, и успокойся. Аминь".
"Я должен сегодня убить".
"Убить?!"
"Да. Пока он не успел предать".
"Ты зло шутишь, сын мой".
"Отпустите мне этот грех".
"Значит, благословить тебя на убийство?"
"Если я не убью его, тогда он убьет. Это будет еще более тяжелый грех".
"Откуда ты знаешь? Может быть, он и не помышляет о предательстве".
"Он немец, фашист".
"Нет, нет... Я ничего не знаю, и ты у меня не был. Подожди... Успокойся, сын мой... Расскажи мне подробнее эту историю, чтобы я смог разобраться, прав ли ты, содея... такое страшное..."
"Одни мои знакомые... прячут девочку... иудейку..."
Даля стояла на прежнем месте, у дверей. Конечно, и я тоже виноват в том, что она стала такой. Это ведь ради меня и Юстика. И война в этом виновата. Но теперь я не отступлю. Юстик должен знать все. Он поймет, что это сделал не я, а время. Зато я буду свободен, это будет трудная свобода, не все ведь простят меня, но я буду свободен. А кое-кто и простит - те, кто знает меня. Например, Пятрас. А это для меня немало.
- Даля, я ничего не сказал Телешову, не потому что испугался. Просто хотел, чтобы ты меня попросила: "Расскажи ему". Хотел, чтобы это сделала ты.
- Если хочешь, - еле слышно ответила она.
- Нет, - сказал я. - Не надо, чтобы ты выполняла мою просьбу... Сама, без просьбы. Когда захочешь... Только скажи. Я их догоню...
- Юстика надо подготовить, - сказала Даля.
Неожиданно лицо Дали изменилось, она приложила палец к губам, прося меня о молчании. Я оглянулся: в окне торчали головы Тани и Юстика.
- Мы забыли камеру, - сказала Таня.
Я взял камеру, которая лежала около дивана, и посмотрел на Далю: может быть, она уже решилась?
- Не сейчас, - прошептала Даля. - Я должна привыкнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25