- Оказывается, мы с тобой все хорошо помним, - сказал папа. - Вот во времени не сошлись... Ну да это пустяк.
- Нет, не пустяк, - сказал Бачулис - Это важно... Когда я вернулся домой, Эмильки уже не было. Я сразу об этом догадался по лицу Марты, и потом, еще дверь на чердак была распахнута настежь. Один дядя ничего не знал. Он встретил меня с упреком, что я в день именин не пришел к нему на исповедь. А я ему ответил, что был на исповеди...
- Как был? - удивился папа.
- Был, - ответил Бачулис - Я боялся, что Хельмут нас предаст, и решил его убить. Но мне было страшно, и я пошел в костел, чтобы... исповедаться... перед этим...
Даля резко повернулась к мужу и крикнула:
- Ну что вы себя пытаете, пытаете, без всякой жалости!
Бачулис смешался, но рассказ свой не прекратил.
- Потом я побежал к Хельмуту, не застал его. Прождал два часа и вернулся домой. Вот в это время ты и привел Эмильку.
- Я ее нашел во дворе. Она решила там дождаться темноты, чтобы уйти к отцу. А Марта никак не могла поверить, что Эмилька вернулась: обняла ее и не отпускала. Дядя испугался: мало ему было меня, так на тебе - еще и Эмилька. Он спросил меня, где я ее нашел. И я начал сочинять, что на улице, что она пряталась в подворотне и не хотела к нам идти и что я еле ее дотащил. - Папа подошел к Бачулису, дотронулся до его плеча. - Помнишь, Миколас, она поздравила тебя с днем рождения и извинилась, что пришла без подарка.
- Да, помню. Дядя спросил Эмильку, где же она все это время пряталась, но Эмилька молчала. Не хотела выдавать Марту, Марта сама рассказала про чердак. Дядя был очень удивлен: у него в доме жила девочка, а он, наблюдательный, догадливый, ничего не заметил. И он спросил меня, знал ли я об этом. Ему хотелось, чтобы я тоже ничего не знал. Но я не мог ему соврать. И тогда он с обидой заметил, что все против него. Для него это были трудные слова. Ты, Пятрас... - Бачулис замолчал, поднял глаза на папу. Он впервые назвал его старым именем. - Извини... Ты этого мог и не заметить. Но он не хотел, чтобы все были против него. Потом Марта взяла Эмильку за руку и заявила, что уводит ее без обиды, что в нашем доме и без нее хватает. И добавила: "Извините, что испортили вам день рождения". Дядя попросил у Марты спички, зажег первую свечу на именинном пироге, но я не понял, что это значит: хотел ли он сказать, что разговор окончен и Марта с Эмилькой должны уйти, или это приглашение им остаться. Никто не понял, но вдруг, когда загорелась первая свеча, Эмилька тихо произнесла: "Раз". Дядя оглянулся на нее, поколебавшись, зажег вторую свечу, и Эмилька сказала: "Два". Дядя продолжал зажигать одну свечу за другой, а Эмилька вела счет: "Три, четыре, пять, шесть, семь..." Помнишь, Пятрас?
Теперь Бачулис уже не извинялся, что назвал папу старым именем. Перед нами был совершенно другой Бачулис. Я подумала, что он, видно, никогда и не забывал прошлого, ни на один день.
- Помнишь, Пятрас, - повторил Бачулис, - в комнате не было света, и мы стояли в темноте, но, по мере того как зажигались свечи, светлело.
Я закрыла глаза и представила эту комнату с горящими свечами и лица людей, которые были тогда в этой комнате.
- Дядя зажег последнюю свечу, - донесся до меня голос Бачулиса, - и Эмилька закричала: "Пятнадцать! Последняя! Миколас, поздравляем, поздравляем!" Когда она замолчала, Марта снова взяла ее за руку, чтобы увести...
Теперь Юстик толкнул меня ногой под столом. Не понял, значит, что раз человек сидит с закрытыми глазами, значит, это ему надо. Пришлось открыть глаза.
- А лучше бы они ушли из нашего дома, - вдруг сказал Бачулис.
- Что ты говоришь, Миколас! - возмутилась Даля. - Только послушайте его! Ну, они бы ушли и были арестованы на пятнадцать минут позже. Если тебе надо высказаться, в конце концов, то излагай факты, а не фантазируй. А вообще, дорогие Телешовы, - сказала она нам, - у вас не так много осталось времени.
- Пусть Миколас доскажет, - вмешался папа. - Как вы считаете, ребята?
Юстик молча кивнул, а я сказала, что нам это интересно и важно.
- Сначала мы сели все за стол и выпили немного настойки. И Эмилька пила настойку и ела пирог, и мы тоже ели и пили. Только дядя ни к чему не притронулся. Марта предложила ему пирог. Дядя отказался. Эмилька спросила у него почему, не плохое ли у него настроение. Он ответил, что плохое. Она решила, что это из-за нее. Дядя стал уверять, что не из-за нее. И вот тут Эмилька сказала те самые слова, которые она много раз раньше повторяла мне: "Так страшно, что хочется иногда выбежать на улицу и бежать, бежать, бежать к ним... к немцам, чтобы все это кончилось. А сегодня я испугалась и решила уйти... Почему это злые люди сильнее добрых?" - спросила она у дяди. Он ей ничего не ответил, стал нам что-то играть и велел, чтобы мы танцевали. Эмилька схватила за руки меня и Пятраса, и мы начали кружиться под музыку. Потом мы снова ели пирог и пили чай. А когда собрались идти спать, то Марта, перед тем как вести Эмильку на чердак, подошла к окну, чтобы открыть его и проветрить комнату - так она делала каждый вечер, - и увидела на крыльце Грёлиха. Она крикнула нам: "Грёлихи!" Никто еще ничего не успел сообразить, как в прихожей послышались шаги и они вошли в комнату.
Я невольно оглянулась на дверь, и Юстик тоже посмотрел. И папа, и Даля, и сам Бачулис.
И все мы сейчас смотрели на дверь и думали об одном и том же: о тех, кто был в этой комнате в то время.
- Дядя спросил их, как они сюда попали. Но Грёлих, не отвечая, оглядел собравшихся и подошел к Эмильке. Она стояла вот здесь, около буфета. Марта подбежала к Эмильке, обняла ее за плечи, и та спрятала у нее на груди свое лицо. Грёлих взял Эмильку за подбородок, повернул к себе и спросил фамилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25