А сейчас мне было неудобно врать. Может быть, потому, что рядом стоял Гелий, и он знал правду, и осуждал меня за враньё, и только из солидарности молчал. И ещё эта Наташа: хороших людей всегда труднее обманывать.
- Ничего, - сказала Наташа. - Не волнуйся, он придёт к поезду.
- А я и не волнуюсь, - ответил я.
Наташа прошла вперёд, и мы направились в метро.
- Пора, - тихо сказал Гелий. Он снова побледнел, как тогда в поезде, во время моего рассказа об отце.
Я поставил вазу на тротуар и наклонился, точно мне было остро необходимо перевязать шнурок на туфлях. Решил, буду завязывать, пока они не скроются в метро. Но мне пришлось тут же вскочить, потому что какой-то мужчина чуть не сбил мою вазу. Я еле успел её подхватить, а он обругал меня ещё размазнёй. А потом я пошёл в противоположную сторону...
У меня было три рубля. Целое состояние. Это я понял, когда подошёл к продавщице мороженого и приценился к московским ценам. Там было мороженое в бумажных стаканчиках, которое стоило семь копеек. Я подсчитал, что смогу купить сорок три порции такого мороженого. Сорок три стаканчика - это ли не богатство? Можно было бы накормить весь наш класс, и ещё осталось бы матери и Шерстнёву. Но я не имел права сейчас тратиться. Неизвестно, что ждало меня впереди.
Ух, до чего у меня пересохло во рту, точно я пересек пустыню Сахару и не пил десять дней! А я всего-навсего перешёл вокзальную площадь.
Это, правда, тоже не такое лёгкое испытание. Во-первых, я тут рисковал жизнью не меньше, чем отец Гелия во время опытов, потому что московские шофёры совсем не обращают внимания на людей. Катят прямо на них, а сами прохожие тоже норовят попасть под машину. Я просто очумел от всего этого. А во-вторых, у меня Наташа не выходила из головы.
Честно говоря, я согласился бы в одиночку пересечь Сахару или полжизни не есть мороженого, но чтобы мне не нужно было обманывать Наташу и чтобы мой отец жил вместе с нами. А я сейчас с ребятами в своё удовольствие гулял бы по Москве.
Может быть, тогда бы я даже отвык от своих дурацких привычек: не приклеивал никому обидные прозвища и не считал бы про себя телеграфные столбы, окна в домах и прочую ерунду. Может быть, тогда у меня в голове было бы пусто и легко, как бывает иногда по утрам, когда я забываю про все неприятности?..
Я подошёл к троллейбусной остановке и сел в первый троллейбус. Надо было как можно быстрее уехать подальше, чтобы Наташа не спохватилась и не подняла тревогу.
При современной технике меня могли выловить на площади в одну секунду. Объявят, например, по вокзальному радио, что пропал мальчик двенадцати лет, и опишут приметы, и какой-нибудь сознательный гражданин обязательно меня подцепит. Это точно, и я об этом читал в газетах. Нет, меня не так-то легко провести, хотя я и не москвич.
Москвичи думают, что они самые хитрые и умные, но мы на целине тоже в курсе всех событий. И про объявления по радио знаем, и про то, что в одну минуту по фототелетайпу могут передать мою фотографию во все отделения милиции, а через час она будет в руках у каждого постового милиционера. Это я тоже знаю.
В троллейбусе кондуктора не было. Каждый бросал монету в кассу-копилку и отрывал билет. Я бы тоже бросил монету и оторвал билет, но у меня ведь было три рубля. Постоял, посмотрел, неизвестно, что делать, а потом сел у окна. Поставил вазу на колени и сижу. Смотрю по сторонам. Даже немного успокоился.
- Мальчик, твой билет?
Я поднял голову и увидел перед собой женщину. Тут мне так и ударило билет-то я не купил.
Все в троллейбусе сразу стали смотреть в нашу сторону. Можно было выкрутиться и сказать, что я выронил билет в окно, но я почему-то ответил:
- У меня нет билета.
- Может быть, тебе ещё нет семи лет? - елейным голосом спросила контролёр.
Она явно хотела меня унизить.
- Нет, что вы, - сказал я. - Мне двенадцать, по-моему, я не такой уж маленький.
- Современная молодежь! - сказала какая-то старуха. - Ни стыда у них, ни совести. А ещё пионер. Соврал бы что-нибудь для приличия.
- А зачем мне врать? - сказал я.
А сам начал лихорадочно думать, как выпутаться из этой истории. Сейчас бы надо было всех разжалобить, заплакать, что ли. Это всегда действует на людей, но я не любил унижаться.
- Вот и мои внуки так же, - сказала старуха. - Говорю им: сходите за хлебом, а они - "неохота". Сказали бы: у нас срочное дело, а то "неохота". Никакого уважения.
- А вот мы его сейчас за воротник да в милицию! - сказала контролёр.
- За что? - спросил я.
- За то самое, там разберутся.
- Просто я привык ездить без билета, - сказал я.
- Ах, он привык ездить без билета! Приятная откровенность, - сказала контролёр. - Да ещё с багажом.
- Какой же это багаж! - возмутился я. - Обыкновенная глиняная ваза. Я её в подарок везу.
- В чём дело, товарищи? - раздался чей-то бас. - Почему не проходите?
- Безбилетника поймали. Мальчишку.
- Воришку? - откликнулся бас - В милицию его.
- Тихо, тихо, - сказал старик, который сидел рядом со мной. - На мальчишку все готовы орать, а вот если бы тут стоял взрослый бандит, вы бы живо кулаки спрятали в карманы.
- Ну, знаете, только не я, - ответил бас. - Товарищи, разрешите пройти! Разрешите.
Перед нами появился толстый маленький мужчина.
- Где здесь правонарушитель? - спросил он.
- Это я, - ответил я. - Только я не виноват. Просто привык ездить без билета. У нас автобусы бесплатные.
- Где это у вас? - снова спросил толстяк.
- Алтайский край, совхоз "Новый".
- Силён заливать. Из коммунизма притопал, что ли? - засмеялся старик, который сидел рядом со мной. - А еда у вас тоже бесплатная?
- Нет, - ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23