Смотри!
Он увидел, как все трое высвобождаются из плащей и перекидывают их через окружающий арену деревянный барьер. Торжественная процессия всё приближалась, и в конце её шли тощие старики, и вид у них был такой, как будто они идут за гробом матадора.
— Это моносабиос, они чистят арену.
— А ещё часто спасают тореро жизнь.
Были и другие — ему объяснили, что это плотники, а за ними — погонщики мулов, которые утащат мертвого быка с арены.
— Бандерильеро могут одеваться только в чёрное с серебром. Так их отличают от тореро.
— Потом ты научишься отличать их ещё и по неловкости и страху.
— Не всегда. У иных тореро этого добра еще побольше, чем у их помощников.
Один из мужчин засмеялся, а вслед за ним — остальные. Тем временем процессия достигла барьера, прямо под ними, и разбилась о него, как волна.
— Каждый должен приветствовать судью.
Трое матадоров посмотрели наверх, на судейскую ложу, и вместо того, чтобы снять шляпы, в знак приветствия прижали их к головам.
Потом, не успел Маноло осознать происходящее, как старший тореро бросил ему свой плащ. Мужчины рядом с ним были в восторге. Они закричали, что этот тореро, Эмилио Хуарес, много раз сражался вместе с его отцом, а теперь узнал Маноло и оказал ему честь, подарив свой плащ. Маноло осторожно потрогал его. Шелковистый на ощупь, плащ был покрыт роскошной вышивкой. Рассмотреть его более внимательно Маноло не смог: сосед справа ткнул его локтем.
— Вот! Вот, начинается!
— Ворота, на ворота смотри!
Затрубил горн, и Маноло увидел, как медленно распахнулись ворота. За ними была только чёрная дыра. Вдруг что-то в ней зашевелилось и прыгнуло на арену; первый раз в жизни он видел быка! Чёрный и злобный, он бежал, легко неся по земле своё огромное тело и сверкая серебристо-чёрными мускулами. При виде его у Маноло захолонуло сердце.
«Телёнок!» — сосед Маноло, с лицом, искажённым от разочарования, сплюнул и принялся возмущённо свистеть вместе с остальными.
«Если это телёнок, — подумал Маноло, — хотел бы я посмотреть на его мамочку». Он тихонько улыбнулся собственной шутке.
Пробежав поларены, бык заметил растянутый перед ним лилово-жёлтый плащ.
— Это один из бандерильеро Хуареса. А вот и второй.
Бык бросился прямо на плащ, лежавший на песке; человек отдёрнул его прежде, чем в него вонзились рога.
— Хорошо бросается. Прямо и честно. Но ещё рано судить, есть ли у него пороки. Редкий бык бежит как по рельсам. Некоторые всегда бросаются прямо, но большинство виляет и сворачивает, вдруг останавливается или наклоняется, или предпочитает один рог другому.
Бык снова бросился прямо вперёд.
— Хорошо смотрится. Смелость и ловкость у него, видать, от матери. Но красота — от отца. Тот крупным быком не был.
Теперь из-за барьера вышел старший тореро, Эмилио Хуарес. Маноло смотрел, как он медленно идёт на быка, который уже заметил его и сорвался с места. Чёрная масса приближалась, бежала прямо на него, а человек, казалось, не осознавал присутствия рогатой смерти. Он стоял очень прямо, гордо и независимо, спокойно держа плащ обеими руками.
— Он очень близко его подпустит.
Как только бык поровнялся с плащом, человек не спеша отвёл его в сторону. Бычьи рога, казалось, задели бёдра человека, а его туша прижалась к человеческой груди. На мгновение двое слились в одно, и народ громко закричал «Оле!» , так же громко, как у Маноло стучало сердце. Снова и снова человек, бык и плащ проплывали мимо. Пена со сжатых бычьих губ разносилась ветром, а посеревшие вены на человеческой шее были с палец толщиной. При виде вен Маноло понимал и без объяснений: то, что выглядит таким лёгким, — невероятно трудно. А после пятого выпада человек собрал плащ вокруг себя в складки и заставил быка резко остановиться за своей спиной.
— Чем легче это выглядит, тем на самом деле труднее для исполнения.
— То, что ты сейчас видел, — это серия вероник с изящной завершающей полувероникой.
Глаза Маноло были прикованы к прекрасному животному перед ним. Чёрная масса его тела блестела и вздымалась. Бока у него были мокрые, а изогнутое оружие рогов заканчивалось грозными иглами.
— Видел бы ты, как проделывал вероники твой отец!
Пока они говорили, Эмилио Хуарес снова позвал быка, на этот раз торжествующим ! Ehe, toro! Слегка передохнувший зверь ринулся вперед, и снова человек и бык слились во второй серии вероник. Их танец был пронизан ужасом и храбростью: ужас олицетворяли крики «оле» из публики, а храбрость — движения человека и зверя. Этот танец восхитил Маноло. Забыв дышать, он наблюдал за разворачивавшимся перед ним волшебством; когда же оно прекратилось, когда бык и человек застыли, он вдруг понял, что хотел бы тоже так уметь, быть рыцарем в сияющем одеянии славы, и чтобы люди кричали от восхищения и страха. Впервые за этот день он был счастлив быть собой, счастлив, что так пугавшее его будущее вместит столько красоты.
— Он был очень-очень хорош, правда ведь? — спросил Маноло.
— Да, Маноло, тебе повезло. Ты видел первого своего быка и первые вероники, и что тот, что другие были очень хороши.
— Но вы же сказали, что это не бык, а телёнок!
— Он маленький, и поэтому менее опасен, чем крупный зверь, но в сражении он всё-таки прекрасен.
Когда он снова поднял глаза, от увиденного ему сделалось плохо. Бык боднул одну из лошадей, а пикадор вонзил в него пику. Кровь струилась по бычьему боку. Но он не издал ни звука, а продолжал налегать на лошадь и на оружие, уносившее его силы. Маноло опустил глаза, — казалось, ему самому больно.
— Быку от этого скорее даже лучше, чем хуже. Наконец-то он бодает что-то твёрдое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28