— Вы ведь уже выбрали быка, сеньор?
— Да, быка я выбрал. Весной ему стукнет три года.
Как же он их ненавидел! И шестерых мужчин, и графа; а больше всех — быка, которого для него выбрали. Всего несколько минут назад казалось, что всё замечательно. Он был готов принять свою судьбу, а теперь они всё убили. Убили всё хорошее и доброе своей хитростью и бесчестностью.
Выйдя из кафе, он был уверен, что весь мир решил от него избавиться. Город, шестеро мужчин, граф, даже собственная мама — все хотели, чтобы он умер, не дожив и до двенадцати лет. Уже не оставалось надежды, что со зверем будет можно просто поиграть. Его придётся убить. И все они это знали с самого начала. Только он глупо надеялся, что его не заставят всё делать в точности как отец.
В самый первый раз в жизни он пожалел, что родился сыном Хуана Оливара. Пожалел, что родился испанцем. Вообще пожалел, что родился.

Глава 7
У города Арканхело есть душа и сердце. Душа — это бычья арена, а сердце — рыночная площадь. Как почти все андалузские городишки, Арканхело с трёх сторон окружён оливковыми рощами, а с четвёртой ограничен Гвадалквивиром. Рощи принадлежат графу де ла Каса, а река — всем.
В Арканхело нет профессиональных рыбаков, но мужчины и мальчики в хорошие дни ловят столько рыбы, что хватает на весь город. В такие дни рынок недалеко от главной площади становится ещё шумнее, чем всегда. Люди смеются и торгуются, их голоса эхом разносятся по узким улочкам, от дома к дому. Шквал звуков распространяется от лавочек до балконов и дальше, выше, к самому синему небу.
Андалузская земля, на которой стоит Арканхело, — часть здешних людей, которые живут не просто на ней, а с ней вместе, почти в неё вливаются, делят беду и радость, борьбу и удачу.
Человеческую жизнь в Арканхело отмеряют сельскохозяйственные работы. За оливковыми рощами разбегаются поля. Многие поколения андалусийцев обрабатывали их, пахали, сеяли, убирали хлеб и овощи, которые едва растут в этой усталой земле.
Там, где кончаются поля, меньше чем в миле от города, начинаются холмы. Использовать их нельзя — земля рождает только камни, и разве что случайное деревце или куст способны выстоять под палящим солнцем.
Солнце остаётся таким почти весь год. Оно бичует людей и землю пять месяцев подряд, с мая по сентябрь. Людям оно и в радость, и в несчастье. Солнце губит их посевы, в то же время согревая их самих, — а без тепла им не выжить. Если же начинается дождь, он тоже то ли благословение, то ли проклятие. Порой разливается река, и люди теряют посевы, скотину и даже дома. Но порой дождь поливает только что появившиеся растеньица — и люди благодарят за него.
Как почти вся Андалузия, Арканхело — город бедный. Но люди там слишком горды, чтобы роптать на судьбу. Вместо этого они борются с грустью песней и танцем, смеются и радуются просто тому, что живы. Раз в год радость извергается вулканом — это трёхдневная фиеста.
Фиеста швыряет Арканхело в водоворот красок и музыки. Три дня подряд никто не работает и не спит. Вместо этого все играют, поют, танцуют и смеются. Фиеста начинается с Мессы, а завершается мусорными кучами на улицах, изнеможением и умирающей музыкой.
Ах, что за праздник войдёт в наш дом,
И что за голод наступит потом!
Так поётся в старой песне, и это правда об испанских фиестах. Люди копят на неё деньги и ждут, а когда она проходит, снова принимаются ждать и копить.
Двадцать пятого марта, в праздник, когда архангел Гавриил, покровитель города, возвестил Деве Марии, что Она станет Матерью Спасителя, Арканхело на три дня сходил с ума. С графом де ла Каса Маноло встречался как раз накануне фиесты. В прошлом году он провёл эти дни с шестью мужчинами, шум же фиесты оставался где-то на заднем плане. Они вместе видели три корриды, где сражались лучшие и самые дорогие матадоры Испании. Они вместе видели, как матадоры одеваются, едят, ждут и сражаются, говорили с ними о быках и о других матадорах. Мальчика взбудоражил их романтический ореол, к которому его подпустили так близко. Они одевались в лучшие костюмы, ездили на новых великолепных машинах, на их лицах светилась гордость, а жесты были почти королевскими. Но он удивлялся, какие у них странные глаза, отстранённые, почти пустые взгляды. Из-за страха ли это так или из-за того, что они видели столько смертей на арене? Страх витал рядом с ними — в шёпоте квадрильи, утащившей с арены быка, в незаконченных фразах, в стремительных взглядах. Это предчувствие опасности — по крайней мере, так казалось Маноло — затуманивало романтический ореол и заглушало грохот аплодисментов, окружающий тех, кто сражается с быками.
В этом году Маноло был зол на всех и хотел избежать чего бы то ни было, хоть как-то связанного с корридой. Почти всё время фиесты он провел с Хайме Гарсией. Они вместе отправились на Мессу, потом шли в процессии, змеившейся по узким улицам Арканхело. Они торжественно шагали за длинной тенью, которую отбрасывала на утреннем солнце статуя архангела Гавриила, покачиваясь на плечах самых сильных мужчин города. Свечи горели тускло, но всё-таки горели, как всегда в процессиях — испанцы сжигают в год четыре тысячи тонн свечей. Как будто в первый раз увидел Маноло лица людей, освещённые пламенем и солнцем. Все еще серьёзные — смех начнётся только через час, когда окончатся торжества в честь святого покровителя, — они были отмечены грубой красотой андалузской природы.
Когда процессия вернулась к церкви, из которой вышла, какая-то женщина запела саэту — скорее жалобу, чем песню, прекрасную и печальную. С этой-то печальной красоты и началась фиеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28